Не обидно ли мне, что из всех картин, в которых я снялся, в первую очередь вспоминают именно эту комедию? Нет, конечно. Наоборот, я очень счастлив. Потому что мне удалось сняться в фильме, который любили и любят миллионы.
Это был тот случай, когда все совпало — и сценарий, и режиссура, и моя игра. А то, знаете, как часто бывает — фильм хороший, а ты сыграл неважно. Или наоборот. А в «Белом солнце.» все сложилось, как надо.
Хотя, конечно, не все проходило гладко.
Как-то мне надо было лететь на съемки, и я пришел к главному режиссеру театра Серго Закариадзе, исполнителю главной роли в великом фильме «Отец солдата».
Отпрашиваюсь у него, а он не отпускает, говорит, что у меня спектакль. Я попытался уговорить его:
— Да я в этом спектакле в эпизоде играю, моя роль — пятый слева во втором ряду. Я вам завтра несколько человек приведу, кто меня легко заменит.
— Нет, на сцену должен выйти именно ты, — стоит на своем Закариадзе.
Тогда я не выдержал:
— Батоно Серго, вы замечательный актер. Но всему миру об этом стало известно после того, как вышел фильм «Отец солдата». Почему же вы меня лишаете такого шанса?
Но он меня на съемки так и не отпустил. Пришлось доснимать нужные сцены во время моего отпуска.
Так что не все складывалось гладко, не все было просто.
За окном уже стемнело, а света так и не дали. Впрочем, продолжить беседу при свечах у нас все равно бы не получилось — в шесть часов Кахи Кавсадзе должен был быть в бассейне, куда ходит с завидной не только для своих почти восьмидесяти лет регулярностью.
Я откланялся, но уходил с твердой уверенностью, что еще обязательно вернусь в этот дом. Тем более что приглашение от хозяина было получено.
На кнопку дверного звонка квартиры знаменитого актера я нажимал через пару месяцев, когда вновь оказался в Тбилиси. В этот раз Кахи принимал меня как доброго знакомого. На столе, кроме закусок, стоял графин с красным вином и… один стакан. Кавсадзе тут же пояснил, что после перенесенной операции сам не пьет, но очень любит, когда его любимым вином угощаются гости дома.
В тот вечер, слушая вторую часть воспоминаний актера, я понял, что у выражения «за себя и за того парня» может быть и еще одно значение. Ибо стоило мне осушить бокал с вином, как Кахи тут же наливал новый, с неподдельным интересом спрашивая, понравилось ли мне, и давая совет, чем лучше закусывать.
Посидели мы в тот раз, конечно, знатно. Да и угощение располагало. Но дело было, конечно, не столько в прекрасном вине, сколько в рассказах батони Кахи.
— Есть ли у меня враги? Ну я же не дегенерат, конечно, есть.
И с режиссерами не всегда сразу удавалось находить общий язык. После того, как Резо Чхеидзе утвердил меня на роль Дон Кихота в своем фильме, я обратился к нему:
— У меня было 100 врагов. А теперь — 1100. И первый из них — вы!
У нас тогда с ним были разногласия, и я ему прямо об этом сказал.
Кстати, на съемках «Дон Кихота» решилась судьба моего сына Ираклия. Он приехал ко мне в тот момент, когда режиссеру как раз понадобился молодой человек в кадр. Чхеидзе увидел моего сына. Ираклия тут же загримировали и вывели на площадку. После этого он снялся еще в двух фильмах и в итоге решил стать актером.
Вообще, первая рука должна проиграть. Так говорят при игре в карты или в рулетку. Только тогда ты сможешь почувствовать вкус победы. У меня, например, именно так было с моим первым фильмом. А сыну сразу повезло.
Когда он сказал мне, что хочет пойти в театральный, я ему честно сказал, что в театре его будут ждать удары в душу и сердце, но никак не деньги. И если он готов к этому, то может идти и поступать.
Я ни в коем случае не отговаривал его. Просто честно предупредил. Потому что это самое важное. Если ты идешь на Северный полюс, то должен знать, что там холодно, и взять теплые вещи, а не стонать потом из-за мороза.
И точно так же было с моей дочерью.
Мои дети оба стали актерами. Это был их выбор, к которому я отнесся с уважением.
Но своего «Белого солнца…» у них пока не случилось.
Прозвучит неправдоподобно, ноя в первый раз увидел этот фильм только в 2000 году. На Московском кинофестивале была ретроспектива фильмов Рустама Ибрагимбекова, который написал сценарий для «Белого солнца пустыни».
Я приехал, мы поздравили Рустама со сцены. И так получилось, что не успели мы спуститься в зал, как начался фильм.
И мне уже было неудобно выходить. Что делать? Смотреть не хочу, но и выходить неудобно.
Смотрю, Толя Кузнецов, сыгравший роль красноармейца Сухова, сидит в зале. Я прохожу мимо и говорю тихо:
— Толя, а я ведь фильм не смотрел.
— Ну, тогда пора уже посмотреть.
И так я в итоге остался в зрительном зале.
Я вообще не люблю на себя смотреть.
Это не поза, правда. Недавно про меня сняли фильм документальный. Режиссер отказалась мне показывать отснятое. Но на озвучании я себя все же увидел. Думал, что приду в ужас. Но неожиданно спокойно посмотрел. И мне это не понравилось — значит, старею. Что-то изменилось во мне, раз терпеливо на себя смотрю. А раньше категорически не мог.
Когда я в тот раз смотрел «Белое солнце.», меня интересовало — почему фильм стал культовым. И я под конец понял — режиссер Мотыль не лукавит.
Он до конца хотел быть честным. Другое дело, что ему не дали снять так, как он хотел.
Финал ведь совсем другой был. То, что взрывается баркас, придумали потом. А в сценарии изначально была перестрелка между мною и Суховым.
Мой Абдулла поднимается на мачту и видит, что Сухов в море. Он перепрыгивает на палубу и в воздухе стреляет в Сухова, а Сухов — в него.
Получалось, что я его просто ранил, а он меня — смертельно. Это все было снято. Как я выплываю, а за мной черным следом в воде стелится кровь. Специально для этой сцены бычью кровь приносили. Потом показано, как я выхожу из моря и медленно иду к Сухову. А он спокойно стоит, так как знает, что я уже не в силах что-то сделать. Я иду-иду и падаю плашмя. Три дубля сняли, у меня потом голова болела от ударов о землю. Навсегда это запомнил.
Затем камера отъезжает и показывает, как Сухов удаляется вдаль. И вдруг он слышит женский рев. Поворачивается и видит: бегут жены, наваливаются на мертвого Абдуллу и по-восточному оплакивают. Сухов стоит в шоке: мать твою, он защищал женщин от этого убийцы, а они ничего не понимают. Сухов отворачивается и, обалдевший, уходит.
Но нас заставили переснять — баркас взрывается, Абдулла погибает. А Сухов остается в живых.
Мы не спорили. Все равно было бы снято так, как требовало руководство студии.
Никогда не забуду, как первый раз почувствовал свою популярность. Мы с женой сели в такси. И когда подъехали к дому, водитель отказался взять денег. «Я вчера видел ваш спектакль!» — сказал таксист.
