Когда стало ясно, что Тифлис будет сдан, дядя поехал на квартиру отца, чтобы проверить, что там происходит. Коки Дадиани в тот момент со своим отрядом уже был на вокзале. А мачеха, Мери Церетели, вместе с тремя детьми стояла возле подъезда и не знала, как с вещами добраться до поезда.
Тогда Михаил подошел к машине, стоявшей неподалеку от дома Дадиани, и попросил ее владельца довезти женщину с детьми на вокзал. Тот попытался отказаться. Но Михаил достал пистолет и пригрозил им. Мери с дочерью и сыновьями посадили в машину, и они благополучно уехали.
А сам Михаил вместе со своим другом, юнкером Орбелиани, примчался на вокзал, когда все поезда уже отправились в Батуми. В этот момент отходил как раз последний поезд, на котором уезжало правительство Грузии. Михаил с другом вскочили в вагон и попросили взять их с собой.
Когда Ной Жордания, президент Грузии, узнал, что в тамбуре находится сын князя Коки Дадиани, он не только позволил ему остаться, но и угостил чаем, который в тот момент пили министры.
С юнкерами заговорил Беня Чхеквишвили, бывший главой столицы независимой Грузии.
– Много юнкеров погибло? – спросил он Михаила.
– Много, – ответил тот. – Лордкипанидзе убили, других ребят, – он принялся называть фамилии.
– Видишь, князья погибли, – обратился Чхеквишвили к вышедшему в коридор вагона министру иностранных дел Евгению Гегечкори.
– Конечно, – ответил тот. – Надо же было кому-то воевать, пока ты чай пил.
Из Батуми Михаил вместе со всей семьей бежал в Турцию, а затем уехал в Европу.
Одно время он находился в свите польского принца Потоцкого. После 1921 года многие белые офицеры остались в Польше.
В один из дней Потоцкий принимал румынского короля Михая.
Дядя вспоминал, каким роскошным был тот прием, за столом текли реки шампанского. Принц представил королю Михаила.
«А-а-а, князь Дадиани! – воскликнул король. – А ведь Дадиани у меня хотели престол отнять!»
После начала Второй мировой войны Михаил вступил в грузинский батальон, который воевал на стороне немецкой армии. «Тетри Георгий» он назывался, «Белый Георгий». Он говорил потом, что служил немцам, так как верил, что они освободят Россию от большевиков. Такая у фашистов была пропаганда.
А в это время с другой стороны окопов находился его родной племянник, мой брат Георгий. И они, получается, стреляли друг в друга.
После того как война закончилась, Михаила арестовали союзники. Дядя рассказывал, что в тот момент больше всего боялся, что попадет в советский сектор. Так как в этом случае его ждал неминуемый расстрел.
И в результате он попал… именно в советский сектор. Допрос в комендатуре вел молодой офицер, который, глядя на смуглого, черноволосого арестованного с фамилией Дадиани, спросил у него, какой он национальности.
«Я итальянец, – нашелся дядя. – У меня в Риме только что родился ребенок».
Офицер, с которым он говорил на английском, решил проверить – так ли это. Навел справки, и ему подтвердили: у Дадиани действительно только что родился ребенок.
Так получилось, что к дяде в Рим, аккурат накануне его ареста, приехала беременная жена, у которой начались схватки, и ее отвезли в римский роддом.
Повезло, что ее фамилия была Гомартели, то есть не на «швили» и не на «дзе». Офицер спросил, как фамилия жены. Ему сообщили, и он остался доволен ответом.
Дядю отпустили. Он немедленно взял свою семью и уехал в Америку.
И оказался прав. Потому что в скором времени домой к бабушке Мери пришла служба разведки Франции и принялась расспрашивать у соседей о сыне, которой воевал на стороне немцев. Но те ответили, что ничего об этом не знают. Зато рассказали о Дадиани, который воевал в американской армии и боролся против фашистов. Они имели в виду Симонико. Их ответ тоже вполне устроил французов.
Но нашему КГБ все конечно же было известно. Когда после Казахстана мама пришла получать документы, ей сказали, что зря ее освободили. Потому что ее родной брат служил в немецкой армии. Мама ответила, что не должна отвечать за поступки брата.
Мы на эту тему никогда с ней не говорили.
В шестидесятых годах в Тбилиси приехал Шалва Маглакелидзе, который был генералом немецкой армии. После войны он стал советником канцлера Германии Аденауэра.
Его выкрали наши спецслужбы и привезли в СССР. Но никаких репрессий против него не последовало. Мало того, Шалва работал в нотариальной конторе.
Когда он только приехал в Тбилиси, то первым делом пришел к маме. Но она с ним общаться не стала.
Видите, как все получилось. Один брат, Михаил, ставший жертвой фашистской пропаганды, воевал в немецкой армии. Другой брат, Симонико, воевал с американцами против фашистов. А их племянник Георгий был в частях Советской армии и сражался за Родину.
Одно из самых жестоких сражений за Кавказ произошло в 1942 году, возле Керчи. И получилось, что два родных брата находились с противоположной стороны линии фронта.
В США Михаил Дадиани работал на радио «Голос Америки». За него нас и мучили постоянно, поэтому и в Казахстан выслали.
Мы пытались слушать его передачи, но это было очень нелегко сделать – ведь «Голос Америки» постоянно глушили. Дядя выступал под псевдонимом, но мама узнавала его по голосу.
Я потом в Америке встречалась с его дочерью. С самим Михаилом познакомиться, увы, не получилось. Когда я была в Париже, он собирался приехать. Но накануне отъезда с ним случился сердечный приступ, и он остался в Америке.
Умер Михаил в 1974 году.
* * *
Что же касается папиных братьев, то они тоже жили за границей. Родной брат отца Виссарион не стал в 1921 году возвращаться из Англии в Грузию, которая уже стала советской республикой.
Он стал довольно состоятельным человеком. Накануне смерти дядя решил оставить свое состояние племянникам и невестке Бабо, жене брата. Назначил своему адвокату прийти в среду, чтобы подписать все необходимые бумаги. Но адвокат появился в доме дяди только в пятницу, когда он уже был мертв.
Двоюродная сестра отца Зина Квиташвили была секретаршей Ленина. Они познакомились задолго до октябрьского переворота и говорили, что их связывали не только рабочие отношения.
Тетка категорически отрицала свой роман с Лениным. Но до девяноста трех лет дожила, так и не выйдя замуж.
Ее самой близкой подругой была Надежда Крупская. Они вместе шли за гробом Ленина. После этого две женщины поддерживали тесную связь. Встречались, переписывались. Крупская помогла тетке получить персональную пенсию и паек.
Последние годы Зина доживала в Тбилиси. И иногда по вечерам тайно заглядывала к нам домой.
А папин двоюродный брат Мераб Квиташвили, с которым они учились в Англии, тоже остался за границей.
