Я в каждую минуту чувствовал твое присутствие, я видел твой дух около себя, ты ярко передавала мне твои ласкающие мысли…
Я был горд…
С восторгом и глубокой нежностью вспоминал я все минуты нашей честной жизни, сиявшей величием нашего обоюдного уважения и чистой любви.
Мысль о беззащитном положении моей дорогой троицы болезненно заставляла сжиматься мое сердце, но ты гордо сумела доказать, что ты не беззащитна, что самая мощная защита – в тебе самой.
Я еще лучше понял слова прелестной Ровены, обращенные к самому доблестному рыцарю, единственному сопернику (в силе) Ричарда Львиное Сердца: «Могу тебя уверить, гордый рыцарь, что ни в одном из жесточайших сражений не проявлял ты в большей мере своего хваленого мужества, чем проявляет его женщина, когда долг, привязанность, любовь и честь призывают ее к этому».
Ах! Какая ты была чарующе прекрасная; ты являлась ко мне в белоснежном чистом, тающем на тебе платье, лицо у тебя было настоящее твое, то, которое я люблю, чистое, нежное, и в ласкающих глазах отражалось кристальное сердце, полное любви и благородства. Ты утешала, успокаивала меня своим видом.
Но нарушение душевного равновесия, о котором я упоминал, наступило, и я почувствовал ни с чем не сравнимое страдание. Я чувствовал, как будто я тебя теряю. Я страдал, но ужасно было то, что в этом страдании я был одинок.
Я не могу тебе ничего писать о твоей службе. Скажу одно, что это самое большое наказание, которое пока послала судьба. Я мучаюсь, но что делать? Что сказать?
К сожалению, не нахожу возможным дать тебе указание в категорической форме. Надеюсь, это не повлечет за собой мое счастье, твою чистую неприкосновенность и не повлияет на будущее и счастье твоих детишек. Пока больше ничего не могу сказать…
Позавчера мне было больно получить от тебя деньги, не присылай больше, если меня любишь. Если мне будут очень нужны, сам буду просить. Передачи тоже не нужны, я могу без них существовать.
Я чувствую себя сильным, ни тело, ни душа совершенно ни в какой мере не согнулись и не ослабли под тяжестью страшных испытаний. Наоборот, я стал сильнее.
Теперь разреши, мое золото, просить тебя следующее: смотри за собой, будь спокойна, пусть ничего тебя не беспокоит. Старайся питаться насколько возможно лучше. Самое главное – отдых и сон. Будь осторожна на службе, не теряй свой стиль и жанр, не будь развязной, будь скромной.
«Воды глубокия плавно текут, люди премудрыя тихо живут». Никому не разрешай фамильярничать, никого ничего не проси. Пусть не соблазняет тебя ничего. Что полагается, получи, но даже и от этого лучше отказывайся, чем просить и добиваться.
Не верь никому в искренности, таковых не найдешь. Не разрешай никому провожать и любезничать.
Не обижайся на меня, я ни в чем не виновен…
Никому даже не хочу произносить твоего имени, ибо мне кажется, что, делая это, я отдаю частицу от тебя.
Я все время думал только о тебе, писал, беседовал, безумно ласкал. Я перебирал все моменты нашей жизни и только боготворил тебя за доставленное счастье, за бесконечное истинное счастье…
Я всегда обожал тебя, боготворил и любил чистой рыцарской любовью. Не было в нашей совместной жизни ни одного такого момента, когда я не дышал тобой, когда бы я, не только делом, но даже мыслью тебя оскорбил.
У нас ведь и ссор никогда не было серьезных, а если и были маленькие, то согласимся с Oscar Wild’ом, что «без ссор жизнь была бы невыносимой. Добрая ссора – соль жизни».
Я тебя люблю, обожаю как жену, друга, родную мою девочку. Крепко-крепко обнимаю и целую, твой навсегда Алеша».
Это было последнее письмо Алеши. Через несколько дней арестованный Масхарашвили был расстрелян…
* * *
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ БАБО ДАДИАНИ:
«Неужели правда время залечивает раны? Кто знает…
Думаю обо всем, что было, что есть.
Хочу сказать – пусть все преступления, которые были совершены по отношению ко мне, будут прощены.
Пусть Грузия и грузинский народ будут процветать и будет благословен молитвами в наших церквах.
И тех пусть простит Господь, кто доставил мне такую невыносимую боль и разочарование.
Пусть Бог всем простит…»
Эпилог
Когда я решила напечатать записи мамы, не думала, что они будут интересны другим. Но потом многие стали говорить, что я и сама должна написать о своей жизни.
Я бы никогда не смогла этого сделать.
И вот, к счастью, состоялась моя встреча с Игорем Оболенским, который заинтересовался судьбой грузинских женщин.
При личных откровенных беседах я рассказала ему истории тяжелой жизни моей семьи.
Мне неловко откровенничать, но с этим умнейшим человеком, Игорем Оболенским, я, как оказалось, была абсолютно откровенна. Когда он читал мне записи наших разговоров, мне становилось неловко – неужели это будет кому-то интересно.
Жизнь была непростой, но в ней были просветы. Иначе я бы, наверное, не дожила до сегодняшнего дня.
Благодарность – это маленькое слово, чтобы выразить мои чувства к Игорю.
Может, кто-нибудь прочтет эту книгу и задумается.
Таких, как я, было очень много.
Тамара Масхарашвили-Гвиниашвили
1 ноября 2011 года,
Тбилиси
Иллюстрации
Баронесса Бабо Мейендорф, урожденная княжна Шарвашидзе
Баронесса Бабо Мейендорф, компаньонка принцессы Ольденбургской
Принц Константин Ольденбургский с женой, графиней Зарнекау, и детьми
