На втором этаже находился кинозал. Сталин иногда приглашал меня посмотреть с ним кино. Почему-то все время смотрели «Волгу-Волгу».
Конечно же, мы боялись Сталина. Я тоже не исключение. Но если бы вы знали, как он улыбался! Очень обаятельно! Мне нравилась его улыбка.
Когда началась война, я хотела идти добровольцем на фронт. До этого ходила на стрельбища, у меня даже был значок «Ворошиловский стрелок».
Когда о моем желании узнал Сталин, то строго запретил.
Но я все равно каждый день приходила на Белорусский вокзал и провожала на фронт эшелоны. Как-то пришла на перрон, а один боец попросил: «Товарищ Лепешинская, вы бы лучше станцевали». Я растерялась - музыки же не было. Но тут же где-то нашли гармошку и в итоге я танцевала несколько часов.
Я тогда жила на улице Горького. На крыше дома стояла фигурка девушки, в балетной позе. Илья Эренбург написал, что это изображена я. И все поверили. Когда были бомбежки, народ беспокоился: «Лепешинская цела»?
То есть уцелела ли фигурка на крыше. Удивительно, но когда я ушла со сцены, у этой фигурки отвалилась рука. А потом ее и вовсе убрали.
Я не смогла уйти на фронт, хотя мы с Иваном Козловским даже давали телеграмму в Кремль с просьбой отпустить нас на войну. Но много выступала в госпиталях. Иногда потом не могла пошевелить ногами от усталости. Но надеюсь, что хоть чем-то оказалась полезна.
Моим вторым мужем был Леонид Райхман, генерал-лейтенант. Он был связан с разведкой. Но у нас дома никогда об этом не говорили.
Леонид Федорович был очень талантливым человеком. Между прочим, вся история с разведчиком Кузнецовым была его рук дело.
В 1951 году его арестовали, прямо на улице. Я случайно узнала, что он находится в тюрьме на Лубянке. Поначалу растерялась - к кому надо обращаться.
Знаете, самое страшное в моей жизни - это шум лязга, когда открывалась железная калитка и потом закрывалась. Ничего страшнее нет. Все время была мысль: а вдруг больше не откроется?
При этом я, разумеется, знала, что мой муж осужден несправедливо. Однажды в три часа ночи в мою квартиру явился генерал и сказал одеваться. Я быстро оделась, понимая, что могу уже домой и не вернуться. Но все равно с собой ничего не взяла.
А вот чекисты взяли - фото Сталина, которую тот подарил мне, на ней он был с трубкой. И фото Молотова с Риббентропом прихватили.
Меня доставили в особняк Берия. Привели в библиотеку, посадили за большой, покрытый зеленой скатертью, стол. Вокруг были стеллажи с книгами. Наконец, появился хозяин дома.
Берия ходил сзади меня, я видела лишь его пенсе, которое отражалось в стеклах. Поначалу он завел речь о том, как я танцую, спрашивал довольна ли я, как обстоят дела в Большом. Было очень страшно, особенно почему-то его пенсе пугало.
«А вы знаете, до меня дошли слухи, что вы не довольны Советской властью», - произнес он, наконец.
И вот тут во мне проснулся тот самый мальчик, о котором мечтали мои родители. Я встала, оперлась на стол, иначе бы упала. И сказала, глядя ему в глаза: «Вы коммунист и я коммунист. Давайте разговаривать, как коммунисты. Виноват - пусть сидит, нет - отпускайте».
В итоге, меньше, чем через полгода Райхмана выпустили. Но он ко мне не вернулся. Считал, что сможет сломать мою карьеру.
Напрямую задать Ольге Васильевне вопрос о ее отношениях со Сталиным я не решился. Но имя советского правителя то и дело само появлялось в ее монологе.
- Последний раз Сталина я видела в Кремле. Был обычный концерт, на котором выступали Вера Давыдова, Барсова, я танцевала и еще кто-то. А потом Сталин пригласил нас посмотреть с ним кино. Это опять был фильм «Волга-Волга». Это был прекрасный, очень душевный вечер. Помню, Сталин произносил монологи Ильинского, а я говорила за Орлову. Было очень смешно.
Когда Сталин умер, все рыдали. Я тоже не была исключением. Хотя он, конечно, был большим преступником. И прощения ему быть не может. Но мы об этом узнали лишь годы спустя.
Моя карьера в Большом закончилась во время балета «Красный мак», я сломала ногу. Было три перелома. Меня положили в больницу, где я решила расстаться с жизнью. А для чего жить, когда больше не смогу выйти на сцену.
Меня спас писатель Михаил Пришвин, он лежал в соседней палате. Я потом прочитала в его дневнике: «Привезли какую-то балерину. Посмотрел - ничего особенного». А через пару страниц уже такие строки: «Влюблен, как гимназист!»
Пришвин просидел возле меня несколько дней. И сумел вернуть жажду жизни. При том, что сам умирал, у него был рак.
Прошло время и я познакомилась с генералом Антоновым, он был начальником Генерального штаба. Я его очень любила.
Алексей Иннокентьевич умер молодым, ему было чуть за шестьдесят. Его хоронили на Красной площади, было жарко ия в этот день потеряла зрение. Меня вылечили в итоге. Но танцевать я больше так и не смогла.
Не так давно у меня брал интервью Владимир Васильев. Он спросил, о чем я мечтаю. Я ему ответила, что дружила с Раневской. А Раневская и слово «мечтать» - несовместимы. Фаина Георгиевна говорила, что жизнь «прошмыгнула». Могу повторить.
Главное в моей жизни - Большой театр. Он был велик.
Я не мог не спросить о происходящем в Большом Марфу Пешкову, чья мать была близко связана с балетным миром, дружила со многими артистами Большого театра.
Да и сама Марфа Максимовна, являясь невесткой Лаврентия Берия, не понаслышке была осведомлена о происходящем в ближнем круге вождя.
- Конечно же, я слышала и про Давыдову, и про Шпиллер, и про Лепешинскую. Но не очень во все это верю. Потому что, может быть, если и было там что-то, то очень короткое время. Иначе об этом стало бы всем известно. Вы должны понимать актерскую среду. Они же все так любят посудачить на эту тему.
Лепешинская нравилась Сталину как актриса. Очень. Из всех танцующих - она и темпераментная была и вообще самая яркая. Сталин выделял ее.
Но все равно, самой точной информацией о том, что происходило за кулисами Большого и Кремля владеют сегодня лишь на небесах.
Глава 8. Странные женщины
В феврале 1950 года в Кремль доставили приглашение. На дорогой бумаге золотыми буквами было набрано: премьер-министр Китая приглашает на прием в гостиницу «Метрополь» генералиссимуса Сталина «с супругой».
В посольство Китая в ответ было послано уведомление о том, что господин Сталин не женат, он вдовец.
Через два года, в сентябре 1952 года, в Кремль доставили новое приглашение. На прием от имени премьер-министра Китая и вновь на имя «генералиссимуса Сталина с супругой».
Китайцы отказывались верить, что у повелителя одной шестой суши нет женщины. И правильно делали.
Генералиссимус Сталин один никогда и не был.
Роза Каганович
