Я почувствовал это после изучения записки, созданной примерно в 1898 году, когда Иосиф Джугашвили был еще семнаристом.
Читаешь и начинаешь думать - а ведь он и правда мог стать хорошим священником.
Орфография сохранена.
«О. Инспектор!
Я не осмелился бы писать Вам письмо, но долг - избавить Вас от недоразумений на щет неисполнения мною данного Вам слова-возвратиться в семинарию в понедельник-обязывает меня решиться на это.
Вот моя история. Я прибыл в Гори в воскресение. Оказывается умерший завещал похоронить его вместе с отцом в ближайшей деревне - Свенеты. В понедельник перевезли туда умершаго, а во вторник похоронили. Я решился было возвратиться во вторник ночью, но вот обстоятельства, связывающий руки самому сильному в каком бы отношении ни было человеку: так много потерпевшая от холодной судьбы мать умершаго со слезами умоляет меня «быть ея сыном хоть на неделью».
Никак не могу устоять при виде плачущей матери и, надеюсь простоте, решился тут остаться, тем более, что в среду отпускаете желающих. Воспитан. И. Джугашвили.»
(Записка хранится в Государственном архиве Саратовской области (ГаСо), где есть отдельный фонд, в котором собрана коллекция личных бумаг саратовских епископов. Большую ее часть составляют бумаги Преосвященного Гермогена, бывшего в 1901-1903 гг. Вольским Викарием, а позднее (1903-1912 гг.) епископом Саратовским и Царицынским. Среди этих документов сохранилась часть, относящаяся к периоду служения Владыки Гермогена в городе Тифлисе ректором Тифлисской Духовной Семинарии (1893-1901 гг.)
Не менее любопытно и письмо преподавателя Тифлисской семинарии отца Василия (Карбелашвили), с которым меня познакомила правнучка автора. Отец Василий в свое время преподавал у Иосифа. И в мае 1923 года не побоялся написать своему бывшему ученику:
«Глубокоуважаемый батоно Сосо!
Вы удивитесь воспоминаниям старого учителя и такому длинному письму, которое вам должно напомнить, что было, и заставить задуматься о том, что есть и том, что будет.
Вспомним, как мы в последний раз встретились. Ты ушел из семинарии и, по-моему, удостоверился в том, что я был прав. И думаю, что буду прав в будущем.
Я сказал тебе и скажу еще раз. Бедные те люди, которые не уважают историю. Которые избегают образования и не почитают учения Христа. Самый лучший переворот и с самыми хорошими последствиями произошел в Англии в 1850 году и был осуществлен христиан-социалистами. Потому что они учли религиозные требования и этим остановили возвышение подонков. А в 1848 году Франция проиграла революцию, потому что именно этот элемент не был учтен. Это моя глубокая вера и непреклонное, основанное на жизненном опыте, убеждение.
Сейчас начнем про нашу беду. Мы находимся в такой ситуации, что даже варварство Чингизхана и Осмал шаха кажется мечтой. В Мегрелии не слышны звуки колоколов, закрыли церкви, преследуют и арестовывают священников и очень много несправедливых сплетен распространяют среди народа. Неужели это полезно для правительства?
Светицховели (древний собор во Мцхете - прим. И. О.) и остальные большие храмы хотят переделать в театры. В ночь Пасхи насильно закрыли церкви и запретили службы. Насилие над церковью происходит. Что среди народа тайно вызывает недовольство. В некоторых местах верующие взялись за оружие. Как, например, в деревне Мухрани.
Много я могу тебе написать. Но мое возмущение не дает мне силу. Да и не хочу тебя, и так утружденного многими делами, переутомить.
Сосо! Какой веры бы ты ни был, ты грузин. Тебя вырастила грузинская земля. И любовь к родине и к своему народу из твоего сердца ничто не вырежет.
Еще раз прошу, чтобы прекратилось гонение на церковь и религию.
Что вы даете нации, когда вы унижаете ее веру и святыни, и уничтожаете великую культуру.
Может ты обижаешься, мой Сосо.
Но, может, послушаешь много повидавшего, натерпевшегося и проплакавшего? И что-нибудь приятное напишешь твоему старому учителю, который беспокоится о твоем сердце и о тебе.
Жду ответа».
Никаких последствий для автора послание не имело. Епископ Бодбе и Алаверди Василий (Карбелашвили) умер своей смертью в 1936 году.
Может быть, для Сталина первые годы действительно вера имела какое-то значение?
По воспоминаниям приемного сына вождя Артема Сергеева, уважение к вере оставалось в бывшем семинаристе всегда:
«Выражения с упоминанием Бога дома употреблялись. «Слава Богу», «Не дай Бог», «Прости, Господи», например, и Сталин сам нередко говорил.
Я вообще не слышал от Сталина ни одного плохого слова в адрес церкви и веры. Помню такой случай году в 1931-м или 32-ом. Напротив школы, где учился Василий (младший сын Сталина, - прим. И. О.), во втором Обыденском переулке, был храм. Как-то, когда там шла служба, мальчишки возле пробовали стрелять из пугача. Василий в этом участия не принимал, а рассказывал отцу об этом.
Отец спрашивает: «Зачем они это делали? Они же, молящиеся, вам учиться не мешают. Почему же вы им мешаете молиться?» Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень. Сталин говорит: «Она тоже молится». Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому что она, может, знает то, чего ты не знаешь».
Рассказывает Тамара Геладзе:
- В начале тридцатых годов Кеке ездила в Москву. Но жить в Кремле ей не понравилось и она вернулась в Тбилиси.
«Не захотела в Кремле, будет в сырой земле», - сказал Берия.
Тут ей дали комнату в бывшем Дворце царского наместника, она сама захотела только одну комнату. В театре имени Руставели у нее была своя ложа. Каждый день она читала газеты. И даже успела написать несколько страниц мемуаров.
Моя сестра Тина была у нее в гостях. Кеке сама попросила ее прийти: «Хочу посмотреть на дочь Шалико». Она рассказывала, что Кеке угощала ее пирогом назуки, который едят при диабете. «Как ты похожа на Сосо», - сказала ей Кеке. Потом сестра была на ее келехи (так называют в Грузии поминки - прим. И. О.).
О Кеке много пишут неправды. Некоторые, например, описывают ее: «Высокая, строгая брюнетка». А она на самом деле была невысокой, рыжей и с веснушчатым лицом.
Она работала белошвейкой - делала батистовое белье для женщин. С кружевами. Вообще она занималась всем -готовила, стирала. Но ее специализацией было мбасмава.
Она стирала тюль для чихти-копи и лечаки (нечто вроде тончайшего покрывала, головного платка, который ниспадал вдоль головы и плечь, а крепился на чихти - картонной основе самого убора, - прим. И. О.), натягивала его на решетке и потом расписывала - наносила белой краской штрихи, которые во время стирки стирались.
Богатые женщины носили кружева, женщины попроще - тюль.
Кстати, мой дед расписывал керамическую посуду. Носил серебряный пояс, который могли носить далеко не все ремесленники.
