Это и решило мою судьбу — дочери наших хозяев мечтали стать актрисами: одна хотела танцевать, а другая — петь. Они так говорили о сцене, что я заболела ею. А уж когда в семь лет впервые переступила порог театра, то окончательно поняла — буду актрисой.
Мой самый известный фильм — это, наверное, «Театр». То, что картина получилась такой хорошей, — заслуга режиссера, который написал сценарий. Потому что сама пьеса Сомерсета Моэма, на мой взгляд, абсолютно невеликая. У Моэма много пошлости. А я играла совсем другое. Позволила себе чуть поиронизировать над актерством.
Об этой профессии ведь мечтают многие девушки. При этом мало кто понимает, в чем заключается ее истинная суть.
Да, в советское время я была звездой. Как это выражалось в материальном плане? Мне хватало. Хотя по западным меркам была нищей. Мне всегда было стыдно говорить иностранцам, сколько я получаю. Когда бывала за границей, меня приглашали на великие приемы, где миллиардеры блистали роскошью своих нарядов. А я всегда стремилась выглядеть неброско. Так для себя решила: «Не надо мне этого! Надену какую-нибудь детальку и все!» И мне всегда говорили, что я выгляжу богато и шикарно. Но это не моя заслуга. А предков, чья кровь течет в моих жилах.
Из-за этого мне и роли в основном давали нарядные. Никто не осмеливался представить меня в таких ролях, как Соня из «Родной крови» или героиня из «Никто не хотел умирать». А я только об этом и мечтала! Так рада, что Жалакявичус и Матвеев смогли рассмотреть меня настоящую.
В «Никто не хотел умирать» я снималась, когда моей доченьке было три с половиной месяца. Я целовалась в кадре, а она лежала за углом в пеленках.
Как складывались мои отношения с партнерами? Я искала в них того мужчину, которого не было рядом и какого хотела иметь. И получала от них нежность, какой мне не хватало в жизни. От того же Жени Матвеева на съемках «Родной крови». Иначе бы сыграть было невозможно. Не почувствовав прикосновения…
В фильме «Родная кровь» Артмане и Матвеев сыграли двух любящих друг друга людей. И только съемочной площадкой их отношения не ограничились. Когда через несколько месяцев после выхода на экраны картины Вия Артмане родила дочь, все говорили: девочка — вылитый Матвеев.
Мать молчала. Лишь в конце жизни Вия Фрицевна призналась, что ее дочь — ребенок Матвеева.
Но семью — ни свою, ни своего партнера — актриса разрушать не стала.
При этом, как оказалось, муж Артмане обо всем знал.
— Если бы я любила всех понравившихся мне мужчин, то была бы очень нехорошим человеком. Не могу же я взять все, что мне нравится. Мало ли, что во мне зашевелилось. Если бы я себя так вела вольно, у меня дома не было бы ни единого человечка, который называл бы меня «мамой». Но если честно, иногда жалею, что не использовала какие-то свои возможности…
Мой муж — он служил в том же театре, где и я, — был очень ревнивым человеком. На много лет старше меня. При этом сам, между прочим, был очень грешным. Еще до встречи со мной. Он не был тем мужчиной, рядом с которым я всегда мечтала быть. Но я смирилась. Потому что он был актер и нужен был мне, как опора, на ком я могла бы проверить свое мнение, мысли, общественную работу с людьми. На нем я проверяла, права ли я.
Вот человеческой теплоты не хватало. Но в общем-то, я довольна своей судьбой. Хотя полностью счастливой себя и не чувствовала. Потому, что так и не испытала настоящего женского счастья.
Меня никто не щадил. Кроме мамы. А мужчины — любимого и нежного — рядом не было. Был актер. Отец моих детей. Не больше.
Я могу говорить об этом совершенно откровенно. Дети об этом знают. А Бог простит. Дети поначалу думали, что с моей стороны это грубость по отношению к памяти их отца. А сейчас, когда они выросли и тоже что-то в своей жизни испытали, они меня поняли.
Я со своими детьми дружу. Сын у меня очень талантливый человек. Пишет прекрасные песни. Если мне удастся достать денег, он издаст альбом. Дочь Кристина — художник. У меня трое внуков — девочка, которая живет со мной, и два мальчика.
Дети очень чтут память отца. Любят его, вспоминают добрым словом. Говорят: «Мамочка, извини, мы тебя, наверное, оскорбляем, хорошо говоря об отце». Но это совсем не так. Я ведь тоже чту его память…
Я поняла очень важную вещь: никогда не надо врать и кокетничать с людьми. Они все видят сами. Когда умер муж и я его хоронила, у меня не было ни единой слезы. И тетки в театре за моей спиной говорили: «Смотрите — не плачет! Значит, не любила!» А я только через две недели после его смерти ощутила, что он ушел. И никогда уже не вернется.
Тогда я и начала плакать. Долго. Ведь вся жизнь прошла вместе. Так что пусть мне не говорят, что великое горе надо непременно метить плачем. Есть горе, которое выражается не в слезах. Когда я поняла, что мужа больше нет…
Кажется, что открывается дверь и он сейчас войдет. А он не идет… Наступает вечер… Но не скрипит ключ в дверях нашей замечательной квартиры. А на вешалке все равно висит его старенькое пальто…
Это было очень непросто — проститься с мужем. Так что не правы те, кто говорил, что я равнодушна. Ведь он был огромной частью моей жизни. Любовь же бывает разной. Мне повезло, что рядом со мной был человек, который сообразил, что имеет для меня огромное значение. Да, он был довольно жесткий. Ревнивый, как черт. Но было у нас что-то такое…
Знаете, я ведь противный человек. Да-да, такие люди, как я, обычно не нравятся. Любят тех, кто требует защиты. А гордых не жалуют.
Поэтому еще раз говорю, что не могу себе простить, что в зрелом возрасте позволила показать свою слабость. Что мне больно. А этого никогда делать нельзя. Пусть все болит так, что душа разрывается, но показывать это все равно нельзя.
У меня всю жизнь был девиз: «Недруг возрадуется твоей слабости, а друг будет презирать». Но я должна сказать, что счастлива. И обязана произнести слова благодарности людям, с которыми работала и работаю, тем, с кем меня столкнула жизнь.
Мы сегодня редко встречаемся с друзьями. Развела жизнь. Недавно погиб мой знакомый — очень хороший оператор. А о его смерти никто не сообщил. Так и я умру, а вы об этом ничего не узнаете…
Какое-то время мы молчали — я не решался задавать какой-либо вопрос, а Вия Фрицевна, видимо, уже сказала все, что считала нужным. Оставалось распрощаться…
Но мы увиделись еще раз. Узнав время отправления поезда на Ригу, я бросился в магазин и купил сто желтых нарциссов. Получился огромный желтый шар из цветов, который я и подарил опешившей от удивления актрисе, поймав ее на перроне.
«Вы подарили мне солнце, — сказала Артмане. — Я поставлю его в купе. А оно будет светить и, — она склонила лицо в букет, — пахнуть весной».
Когда поезд Москва — Рига скрылся из виду, над городом появилось солнце. В Москву пришла весна…
Вии Артмане не стало в октябре 2008 года. Она напрасно думала, что о ее уходе никто не узнает. Первую актрису Латвии провожали в последний путь сотни человек, а вспоминали — тысячи. Незадолго перед смертью Артмане приняла православие, ее крестили под именем Елизавета. По словам сына, она молила Бога об одном — дать ей силы простить своих врагов…
