— Там разберемся. Чемоданы забрали.
— Извините, товарищи, в чем дело, за что? — спросил Вахтанг Долидзе, администратор Театра Марджанишвили (он ехал в нашем купе).
— За спекуляцию.
— Гражданка, пройдемте, — энкавэдэшник взял маму за локоть.
— Руку отпусти, гад! — кинулся я к нему.
— Пацана уберите!
Долидзе обхватил меня руками.
— Пустите, — я начал вырываться.
— Гиечка, ты не волнуйся, — крикнула мама, — я сейчас все объясню, и меня отпустят.
И маму увели.
— Гия, сядь и сиди спокойно. Я все улажу. Наташа, последи за мальчиком.
И Долидзе ушел.
«Уладит он! Я сам все улажу! — думал я и старался не заплакать. — Сейчас все успокоятся, возьму наган, и они на коленях у меня будут ползать, прощение у мамы просить…»
У меня в сумке под сиденьем лежал завернутый в майку наган. Этот наган я выменял на бутылку чачи в Тбилиси, в госпитале у раненого. Отдать жизнь за маму я мог в любую секунду.
Вернулся Долидзе с военным летчиком, со звездой Героя Советского Союза на груди.
— Вот этот мальчик.
— Тебя как зовут?
— Гия.
— А меня Володя. Газета о награждении отца у тебя есть?
— У мамы в сумке, а сумку забрали. И маму…
— Я знаю. Пойдем, Гия, за мамой, и газету заодно почитаем.
Мы отправились в последний вагон к энкавэдэшникам. За нами пошла и Наташа.
— А ты куда? — спросил Долидзе.
— Как куда? Я не могу мальчика одного оставить.
— Но он же с нами!
— А я вас плохо знаю.
Путь был нелегкий. Все проходы были забиты пассажирами. И если бы не звезда Героя на груди Володи, до последнего вагона мы вряд ли бы добрались. Когда добрались до последнего вагона, энкавэдэшники вскочили и отдали честь.
— Здравия желаем, товарищ Герой Советского Союза!
Маму отпустили. Вещи, водку и масло вернули и пообещали не мешать выменивать водку на лекарство для больного фронтовика.
В свой вагон возвращались на остановке, чтобы не тащить чемоданы по головам.
— Как все-таки у нас уважают Героев Советского Союза, — сказала мама.
— Меричка, Володя не только Герой. Володя — сын Анастаса Ивановича Микояна. Они это наверняка знают.
Между прочим. Анастас Иванович Микоян по значимости был в СССР третьим человеком. Сталин, Молотов, Микоян…
Когда приехали в Москву, отец нас встретил без ордена, в больничной пижаме (сбежал нас встречать из госпиталя). Я растерялся. В мечтах я его видел в военной форме, с орденом на груди. Мне хотелось похвастаться. Да, было время!..
А про икру-то я ни слова не сказал! Забыл. Увлекся! Около Махачкалы мама вышла и поменяла пачку соли на ведро совсем свежей, еще не соленой черной икры, и мы два дня ели эту икру всем купе. Ложками. Испортиться она не успела.
НАРОДНОГО АРТИСТА СССР — В УРНУ!
Ночью звонит мне из Одессы представитель «Мосфильма» на фестивале «Золотой Дюк». Извиняется, что так поздно, но так соединили, и возмущенно сообщает, что они здесь, на этом фестивале дискриминируют «Мосфильм». Фонду Ролана Быкова для самого Быкова выделили двухэтажный номер с сауной и бильярдной, а «Мосфильму» для Георгия Данелия дают одноэтажный, без сауны и бильярда.
— Георгий Николаевич, может, вам вообще не стоит приезжать на этот фестиваль? Подумайте.
И я подумал. Здесь Великая река, лодка, удочка. Встаешь на рассвете, спокойно, красиво, тишина, а там одноэтажный номер без сауны и тусовка. И решил, что фильм «Паспорт» прекрасно могут посмотреть и без меня. И сдал авиабилет на Одессу.
А в тот же день вечером по телевизору среди прочих новостей объявили, что в Одессе на фестивале «Золотой Дюк» будут отмечать 60-летие режиссера Данелия (25 августа 1990 года мне стукнуло шестьдесят, никогда не думал, что доживу до такого почтенного возраста).
— Георгий Николаевич, надо лететь, — сказали все.
На следующий день Гена Давыдов поехал в аэропорт менять билет с моим паспортом и удостоверением. В этом году я получил звание «Народный артист СССР» и удостоверение, которое подписал Президент СССР Михаил Горбачев.
В кассах билетов на Одессу не было. Гена пошел к дежурному администратору, спросил:
— Может, для этого товарища найдется местечко? — и положил на стол перед ним мое удостоверение.
Администратор взял синюю книжицу, раскрыл, прочитал, закрыл.
— Пойдемте.
Они вышли в зал для пассажиров, администратор подошел к урне, бросил в урну мое удостоверение и плюнул.
— Вот так вот! — сказал он Гене, развернулся и ушел.
Гена извлек из урны мое оплеванное удостоверение, протер платком и опять пошел к администратору. Постучался, вошел.
— Ну, что еще?
— Билет на Одессу нужен.
— Этот антихрист страну до ручки довел, виноградники все вырубили, зарплату не платит, люди голодают, за водкой до смерти давятся! А я должен билеты для его жополизов искать?! Не дождется! — гневно произнес администратор.
— Ты «Мимино» смотрел? — спросил Гена.
— Смотрел, а что?..
— Это он снял. Данелия.
Летел я в Одессу в кабине с летчиками. Рассказывал, что в фильме «Джентльмены удачи» в цистерне не цемент, а подкрашенное тесто.
Между прочим. Сегодня, 1 февраля 2014 года, каждый россиянин может поехать куда хочет, говорить что хочет, писать что хочет, читать что хочет, смотреть и слушать что хочет, спать с кем хочет и на рубли покупать что хочет, если они есть. Всех этих свобод до конца восьмидесятых не было. А в том, что они появились, немалая заслуга Михаила Сергеевича Горбачева. И я доволен, что в моем удостоверении «Народный артист СССР» стоит его подпись.
Я лично знаком с Горбачевым. И одна встреча была особенно памятной. Расскажу о ней.
ПАНТАЛОНЫ
В 2012 году летом в Москве в Доме кино мне вручали приз «За вклад в киноискусство». Мы с моим закадычным другом Юрием Ростом пошли его получать. Когда меня вызвали на сцену, со мной для страховки пошел и Юра. Ходить без палки мне уже трудновато. Меня поздравили и вручили вазу — большую и тяжелую. Раздались аплодисменты. Я поднял вазу, чтобы показать ее зрителям. Поднял руки и понял, что у меня сзади отстегнулись подтяжки. И почувствовал, как брюки ползут вниз…
