В танковой атаке, которую нам пришлось наблюдать 2 октября, и шли тяжелые танки 40‑го танкового корпуса.
Далее Манштейн поясняет: «…После того, как в начале октября удалось отразить сильные атаки противника на Запорожский плацдарм (правда, той ценой, что 40‑й танковый корпус не смог быть своевременно высвобожден для ликвидации плацдарма противника между Днепропетровском и Кременчугом), противник возобновил свое наступление, подтянув новые силы… Предпринятая под давлением Гитлера попытка удержать Запорожский плацдарм обошлась нам, во всяком случае, очень дорого…»
Итак, ясно, что для активной обороны Днепра в распоряжении немецкого командования должен был находиться в качестве подвижного резерва 40‑й танковый корпус, состоящий из 3–4 танковых и моторизованных дивизий. Этот корпус, по замыслу Манштейна, должен был выступать главной контратакующей силой, с которой должны были взаимодействовать остальные силы армий при контрударе по плацдармам, занятым нашими войсками. Его в первую очередь предполагалось направить против плацдарма между Кременчугом и Днепропетровском, который был захвачен войсками Степного фронта под командованием И. С. Конева.
Наше наступление 1 октября на Запорожский плацдарм заставило Манштейна ввести этот корпус в бой против войск Юго-Западного фронта, нести потери и, главное, потерять время, которое было выгодно использовано войсками Воронежского и Степного фронтов.
Конечно, было бы лучше, если бы Юго-Западный фронт и, в частности, 8‑я гвардейская армия 1 и 2 октября сумела бы не только сорвать план командующего группой армий «Юг», но и выйти на реку Днепр. Но для выполнения этой задачи у нас не хватало боеприпасов. Будь они у нас в достатке, нас не остановили бы ни долговременные укрепления противника, которые он готовил с начала 1943 года, ни контрудары 40‑го танкового корпуса, который, действуя на плацдарме по внутренним операционным линиям, мог наносить нам только лобовые контратаки.
3 октября наступательные бои 8‑й гвардейской армии на Запорожском плацдарме были приостановлены. Войска армии перешли к подготовке нового наступления.
С 4 октября и вплоть до наступления 10 октября велась усиленная разведка огневых позиций противника, отрабатывались приемы штурмового боя. Задачи на наступление доводились не только до командиров корпусов и дивизий, но и до полка, батальона, до роты и отделения. Формировались по примеру сталинградских штурмовые группы для боев на улицах города.
Исходя из новой обстановки, штаб армии уточнял ход всей операции на глубину.
В результате этой подготовительной работы я получил возможность принять развернутое решение на проведение операции, исходя из задач, поставленных командованием фронта перед 8‑й гвардейской армией, – нанести главный удар в стыке 3‑й гвардейской и 12-ой армий.
Армия со средствами усиления нацеливалась на прорыв обороны противника на рубеже Скелеватый – Ново-Степнянский, на уничтожение группировки противника в районе Шелковый, Матвеевский, Могила Чумацкая, Степная, Три Могилы. Развивая удар в западном направлении, армия должна овладеть Вознесенкой, затем ворваться в Запорожье и специальными отрядами вторых эшелонов стрелковых дивизий подготовиться к форсированию Днепра.
Перед утверждением плана наступательной операции на Запорожье командующий фронтом генерал армии Малиновский провел совещание в штабе 8‑й гвардейской армии, на которое были приглашены: командующий 12‑й армией генерал А. И. Данилов, командующий 3‑й гвардейской армией генерал Д. Д. Лелюшенко, командующий 17‑й воздушной армией генерал В. А. Судец.
На этом совещании было отработано взаимодействие между армиями, между родами войск, участвующими в наступлении. Было решено еще раз, что главный удар наносит 8‑я гвардейская армия, которой придавались большие средства усиления. За правым флангом армии был поставлен 1‑й гвардейский механизированный корпус Руссиянова, а за левым флангом–23‑й танковый корпус Пушкина. Оба в готовности развить наступление 8‑й гвардейской армии.
В ночь с 5 на 6 октября была проведена перегруппировка артиллерии и танков на направлении главного удара. Части армии проводили ночные учения.
6 октября производилась рекогносцировка. Штабы корпусов отрабатывали оперативную, разведывательную и тыловую документацию.
7–8 октября отрабатывались вопросы взаимодействия в звене: дивизия – полк – батальон.
Артиллерия производила пристрелку и разрушение обнаруженных целей. Продолжался подвоз и пополнение боеприпасов.
Наступила ночь с 9 на 10 октября…
К наступлению, к утренней атаке на рассвете все было готово. Все было уточнено по всем звеньям армии. И солдаты, и офицеры, и генералы – все имели возможность перед боем отдохнуть, привести себя в порядок. Пищевое довольствие на вечерний ужин было выделено по усиленной норме. Оставалось время и поспать, набраться сил не только для завтрашнего боя, но, может быть, и для боя на несколько суток. Поспать ли? Перед атакой, в предчувствии ожесточенного боя не спится ни солдату, ни генералу. Это как перед прыжком в неизвестность, хотя, казалось бы, все привычно, не один бой уже за плечами солдата и генерала. Есть что вспомнить.
Ночь. Ни одного костра, ни одного огонька, даже вспышки спички и огнива не заметишь. Тишина передовой! Это особенная тишина. То там, то здесь ударит орудие, свое или противника. Взлетают над позициями немцев осветительные ракеты.
О подготовке нашего наступления они знают, готовятся к нему. Единственно, что им неизвестно – это когда? Сегодня, завтра, на рассвете или под вечер, или среди дня? Знают и нервничают. Самолеты сбрасывают на парашютах осветительные бомбы. Ждут…
И все же это тишина. Прекратилось всякое движение. Войска уже на исходных, умолкли разговоры, а если где и собрались солдаты пошутить или поговорить по душам перед боем, то разговор идет вполголоса, шепотом, словно все затаилось.
Я иду по траншеям, где солдаты изготовились к утреннему броску в атаку.
Вот, прикрывшись плащ-палаткой, низко надвинув каску, полулежит автоматчик. Рядовой стрелок. Немолодой человек, видимо из последних внеочередных призывов. Сразу и не угадаешь: спит он или застыл в полудреме? Я остановился, солдат встал. В темноте он не видит моих знаков различия, но угадывает, что перед ним генерал.
Мы поздоровались, я представился. Солдат вытянулся, но я взял его за руку, снимая официальность встречи. Присели рядом. Прикрывая огонек спички ладонями, закурили, пряча папиросы в рукава.
– Завтра, товарищ командующий? – спрашивает солдат.
Я догадываюсь, о чем он спрашивает: завтра ли наступление, не отложено ли оно по каким-либо соображениям?
– Завтра, солдат? А может быть, отложить? Все ли готово, на твой солдатский взгляд?
Солдат минуту думает. Не из торопливых. Отвечает так же, не торопясь, раздумчиво роняя слова:
– По-солдатски, по-нашему, товарищ командующий, мы давно готовы! Как там фронты да армии – это нам не видно… Наша готовность, товарищ командующий – это бить и как можно скорее. Самое страшное не бой, страшно ожидание, и нет ничего хуже для солдата, когда откладывают назначенное наступление…
