25 января я встретился с министром иностранных дел империи… Здесь господин Риббентроп узнал горькую правду. Он, видимо, не считал обстановку настолько серьезной, и когда я подробно ему обо всем рассказал, был сильно потрясен и спросил у меня, соответствует ли истине все то, что я ему сообщил… Сделав обстоятельное сообщение об обстановке на фронте, я спросил у руководителя рейха по внешнеполитическим вопросам, готов ли он пойти вместе со мной к Гитлеру, чтобы предложить ему действовать в направлении заключения хотя бы одностороннего перемирия. По моему мнению, речь должна идти, в первую очередь, о западных державах… Я снова поставил перед фон Риббентропом вопрос, пойдет ли он со мной к Гитлеру или нет, но министр не мог дать положительного ответа. Единственными словами, которые он произнес при прощании со мной, были: „Все останется между нами, не правда ли?“ Я дал обещание».
Гудериан пытается убедить читателя, что Гитлер и его ближайшие помощники Гиммлер и Йодль – не могли разобраться в обстановке и принять правильное решение. Он идет на поводу у моды и пытается свалить всю вину за поражение Германии на Гитлера, а себя поставить надо всеми, дескать, только он мог вывести Германию из катастрофического положения. Спасения для гитлеровского рейха уже не было. Никто – ни Гитлер, ни Риббентроп, ни Гудериан не могли предотвратить крах преступного режима.
Генерал Гудериан пишет:
«…я предложил Гитлеру создать новую группу армий, в районе между бывшей группой армий „А“, которая с 25 января стала называться „Центром“, и бывшей группой армий „Центр“, которая называлась теперь „Севером“. Эта группа армий в этом районе должна была заново организовать оборону и приостановить наступление противника».
Командующим этой новой группой «Висла» был назначен Гитлером глава гестапо, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, начальником штаба назначался бригаденфюрер СС Ламмердингер. Все! Профессиональные военные из доверия вышли. Гитлер надеялся, что дело поправят профессиональные палачи. Действительно, едва ли бы нашелся в Германии такой генерал, который мог бы остановить наступление наших войск с Вислы на Одер в январе 1945 года. Войска 1‑го Белорусского и 1‑го Украинского фронтов наголову разбили немецкие войска на реке Висла. Все резервы, которые бросались гитлеровским командованием против наших наступающих войск, сокрушались во встречных боях и сражениях.
Обратимся далее к свидетельствам Гудериана:
«К 27 января наступление русских достигло невиданных темпов. Все быстрее и быстрее приближался день катастрофы. Юго-западнее Будапешта русские перешли в контрнаступление… Обстановка в Верхнесилезском промышленном районе стала еще напряженнее… Особенно опасной складывалась обстановка в районе Варта и Восточной Пруссии… Познань была окружена… Они овладели Накло, Быдгощь… Западнее Вислы продолжались атаки на Свеце… В Мальбарк шли бои за великолепную старинную крепость Орденсбург… Гиммлер перевел свой штаб из Орденсбурга в Крессинзее, не спросив разрешения у Главного командования сухопутных войск, он отдал приказ об оставлении Торунь, Хелмно и Квидзень. И на это Гитлер ответил молчанием. В этот день я отдал распоряжение о переброске призывников 1928 года рождения из восточных военных округов в западные, чтобы избежать использования этих необученных шестнадцатилетних юнцов в бою…»
Я не могу сказать, что в Мезеритцком укрепленном районе было очень много войск противника. Но все же в полосе наступления частей 8‑й гвардейской армии было только убитых – не менее 15 тысяч гитлеровцев, да еще около 20 тысяч немцев были взяты в плен, в том числе генерал-лейтенант Любе. Гудериан не говорит о деморализации немецко-фашистских войск, которая охватила их по мере приближения советских войск к Одеру, к Берлину…
Теперь по немецким источникам установлено, что только в феврале на усиление войск Берлинского направления противник направил из резерва верховного главнокомандования вооруженных сил, главного командования сухопутных войск, с Западного фронта, некоторых участков советско-германского фронта большое число различных формирований и 18 дивизий, в том числе три танковые и моторизованные. Что же происходило в это время на участке фронта, где действовали 8‑я гвардейская и ее ближайшие соседи справа и слева?
Бои за Познань лишь отчасти задержали, притормозили наше движение вперед. Главная беда была в снабжении.
Были времена: нам недоставало танков, самолетов, малой была насыщенность артиллерийскими стволами, не хватало боеприпасов, не успевала наша промышленность обеспечить ими фронт. Но все это преодолено нашим рабочим классом. Мы получили в достаточном количестве и танки, и боевые самолеты, и стрелковое оружие, и боеприпасы. Колхозное крестьянство все сделало, чтобы снабдить свою армию продовольствием. Но вот с автотранспортом вопрос так и не был решен до конца.
Героические усилия прилагали наши советские железнодорожники, чтобы наладить бесперебойное снабжение фронта. Масштабы перевозок военных грузов были грандиозны. Когда мне приходилось встречать человека в железнодорожной форме, я смотрел на него как на солдата-фронтовика, как на бойца с передовой.
Вторая мировая война, как ни одна из войн во всех операциях стояла в сильнейшей зависимости от снабжения, от служб тыла. В первую мировую войну на интендантские службы фронтовики смотрели с иронией. К сожалению, в первые годы и Великой Отечественной войны некоторые наши военачальники пренебрегали службой тыла и бытовало мнение, что вся тяжесть войны ложится на плечи фронтовика. Никто не собирается приуменьшать тяжести, ложившейся на фронтовика, никто не собирается принижать роль бойца, который вставал и шел на укрепления врага под огнем артиллерии, под авиабомбами, под пулеметным и ружейным огнем фронтовики несли главные потери. Но потери в действующих частях были тем меньше, чем налаженнее работало снабжение. К концу войны мы вошли в полосы мощнейших фортификационных сооружений. Только мощнейшая артиллерия могла принести нам победу, только взаимодействие пехоты и брони могло подавить огневую завесу врага.
Логика военных действий беспощадна, она не принимает никаких оправданий, никаких уважительных причин, если в бою служба тыла не сумела обеспечить бойца всем необходимым.
Мы можем найти множество объективных объяснений тому, что у стен Познани мы не смогли сосредоточить артиллерию такой мощности, чтобы в порошок стереть укрепления врага. Факт, однако, останется фактом. Штурм Познани затянулся на месяц, вместо нескольких дней, как это пыталось спланировать командование фронта.
Служба тыла 1‑го Белорусского фронта была всего лишь службой тыла и действовала соответственно установкам Военного совета фронта. Январская наступательная операция, как мы уже знаем, планировалась штабом фронта на 10 12 дней, с глубиной значительно меньшей, чем получилось на деле.
Переориентировать службу тыла на более ускоренное продвижение войск и на более глубокое – дело не простое. Здесь устных или письменных указаний, настойчивости командующего фронтом недостаточно. В течение нескольких дней значительно против расчетного удлинилось плечо снабжения войск. Автотранспорт удлинил пробег. Время пробега помножалось на возросший расход горючего. Из ста машин, по мановению волшебной палочки., не сделаешь триста. Их нужно иметь, на них нужно посадить шофера, их нужно поддерживать в технической исправности. Это ремонтные мастерские, целые ремонтные заводы. Словом, фронт, бой на фронте, требовал неукоснительного выполнения обязательств снабженцами, и иная ошибка, неточность могли стоить жизни тысячам и тысячам солдат…
