В 12 часов поднялись в атаку наши части. Их атаку поддержали артиллерия фронтовой артиллерийской группы и авиации. Отсутствие самолетов противника облегчило нам задачу. Правда, авиация уже не играла тогда решающей роли в уличных боях.
Но к 17 часам над Сталинградом появились немецкие самолеты. Уже по одному этому мы определили, что наши атаки на северном фланге противника опять захлебнулись.
Наступление ударной группы 62‑й армии вылилось во встречный бой с противником как в центре, так и на левом фланге. Только на правом фланге противник был сравнительно пассивен.
Весь день 19 сентября в районе Мамаева кургана шли жесточайшие бои с переменным успехом. Мотострелковая бригада захватила высоту 126,3; полк из 112‑й стрелковой дивизии Ермолкина вышел на рубеж севернее оврага Долгий, имея локтевую связь с мотострелковой бригадой. Два полка дивизии Горишного, переправившись в ночь на 19 сентября, с ходу были брошены в огонь сражения. Не имея возможности ни подготовиться, ни осмотреться, они, перевалив гребень Мамаева кургана, вступили во встречный бой с наступающими пехотой и танками противника. Подразделения 112‑й стрелковой дивизии Ермолкина с утра отбивали мощные атаки противника и к исходу дня удерживали рубеж по железной дороге от Мамаева кургана до Полотняных улиц, в развилке оврага Долгий, и шоссейный мост через овраг Крутой по Артемовской улице.
Передо мной письмо подполковника запаса Гусева В. В., члена КПСС с 1939 года. С 14 сентября 1942 года он сражался в составе 112‑й стрелковой дивизии. В эту дивизию он был командирован политуправлением фронта по его личной просьбе «в любую часть, сражающуюся в районе «Красного Октября». Он пишет: «На этом заводе мой отец проработал 35 лет вальцовщиком. Около Мамаева кургана я родился, там прошли мое детство и юность. Мой отец сражался при обороне Царицына. Я тоже не мог поступить иначе, когда горит мой родной город.
Через переправу «62» я прибыл на правый берег. Гремела канонада, и обрывистый берег Волги казался мне бортом огромного броненосца. В районе завода «Красный Октябрь» я нашел КП 112‑й стрелковой дивизии, представился командиру дивизии Ермолкину и комиссару Липкинду. Тов. Ермолкин спросил меня, где я раньше служил. Рассказал ему, что в бой вступил под Перемышлем 22 июня 1941 года в составе 7‑й механизированной, трижды орденоносной имени Фрунзе дивизии. Когда я это произнес, то Ермолкин посмотрел на меня и спросил: «Гусев, ты узнаешь меня?» Тут только я узнал его. Ермолкин был командиром 15‑го мехполка 7‑й мехдивизии. Мы вместе с ним оказались в окружении под Киевом. Организовав там отряды, мы с боями вышли на соединение со своими войсками под Харьковом…
Комдив Ермолкин был человек беспредельно преданный делу, хотя временами был вспыльчив. Он прилагал все усилия, чтобы выполнить поставленные перед дивизией боевые задачи и умножить традиции сибиряков и погибшего комдива Сологуба.
В этот же день я познакомился с замечательными боевыми помощниками Ермолкина – заместителем командира дивизии, Героем Советского Союза Михайлицыным Петром Тихоновичем, начальником артиллерии дивизии Годлевским Николаем Ивановичем и с наиболее авторитетными политработниками дивизии старшими политруками Васильевым, Оробей, Кувшинниковым, Янченко и другими. Они значительную часть времени проводили в подразделениях, участвовали в боях, писали в дивизионную газету.
В то время в дивизии насчитывалось около 800 активных штыков. Она занимала оборону на фронте восточнее Городище – Мамаев курган. Вскоре я был направлен в 416‑й стрелковый полк; он вместе с 156‑м отдельным противотанковым дивизионом 112‑й стрелковой дивизии готовился к штурму Мамаева кургана, который в это время занял противник. Командир 416‑го стрелкового полка капитан Асеев был общительным человеком. Он уже перешагнул тот рубеж, за которым люди уже не боятся смерти. Он готовил полк к очередному штурму кургана. Он проводил меня в 146‑й противотанковый дивизион, где я встретился с комиссаром дивизиона политруком Борисом Филимоновым.
Филимонов тут же послал связного за командиром. Это был командир батареи 45-мм пушек Алексей Очкин.
Все четверо под руководством капитана Асеева – командира 416‑го стрелкового полка решили вопрос, как быстрее и с меньшими потерями овладеть Мамаевым курганом.
Рано утром 19‑го начался штурм Мамаева кургана.
В это же время Сталинградский фронт с севера наносил контрудар. Штурм продолжался двое суток. Наши бойцы преодолевали мощный огонь фашистов, невзирая на массированную бомбежку, шли через груды трупов. Командир 416‑го стрелкового полка капитан Асеев сам шел в первой линии штурмующих. Лейтенанта Очкина ранило в голову. Лицо залито кровью, гимнастерка в крови. Сделать перевязку не было времени, он и его бойцы тащили свои пушки вперед, косили автоматами гитлеровцев, швыряли гранаты по огневым точкам. Так 416‑й полк со 156‑м истребительным дивизионом по трупам и скользким от крови скатам овладели вершиной Мамаева кургана, с частями 95‑й стрелковой дивизии отбросили противника за овраг Долгий».
13‑я гвардейская дивизия Родимцева, сильно поредевшая в предыдущих боях, вела тяжелые уличные бои в центре города. Чувствовалось, что противник решил любой ценой смять эту дивизию и выйти к Волге, к центральной пристани, и тем самым рассечь армию на две части.
Две стрелковые бригады с остатками 35‑й гвардейской дивизии Дубянского и танковой бригады Бубнова вели уличные бои от реки Царица до Валдайской улицы и далее на юго-восток до берега Волги.
В районе Мамаева кургана наши силы приблизительно были равны наступавшим силам противника, а на участке 13‑й гвардейской стрелковой дивизии и южнее превосходство противника было явное и многократное.
Бои 19 сентября показали, что захватчики не собираются оттягивать свои части из города на север, а еще упорнее стремятся развязать себе руки на волжском берегу города, то есть уничтожить 62‑ю армию.
Мы были прижаты к Волге со всех сторон. Волжские переправы находились под огнем не только артиллерии, но и минометного огня. Военный совет армии, обсудив положение армии, принял ряд важнейших решений. Нам нужно было главным образом наладить переправы через Волгу, чтобы не прерывалась связь и снабжение войск с левого берега.
Это была трудная задача, так как днем Волга просматривалась и простреливалась противником. Нам нужно было иметь не одну переправу или причал для погрузки и разгрузки людей и боевого питания. Поэтому, кроме двух армейских переправ и причалов, мы разрешили организовать переправы для каждой дивизии. Пусть эти переправы будут маломощные, но все же они помогали дивизиям, в особенности по эвакуации раненых и подвозе боепитания. Все переправочные средства были взяты на учет, работа их поставлена под тщательный контроль.
Для телефонной и телеграфной связи с войсками была разработана особая схема. Ее разработал начальник связи армии полковник, а затем генерал Юрин. Он всегда имел резервные каналы, провода, проложенные по дну Волги. При выходе из строя одной системы проводов мы переходили на другие. Кроме того, на левом берегу был организован промежуточный узел, через который мы могли держать связь с дивизиями, находящимися на правом берегу. При массовых бомбежках и обстрелах связь с войсками на нашем берегу часто прерывалась.
