– Что это с вами? Вас хоть выжимай!
В двух словах я передал, что произошло на переправе. Гауптштурмфюрер Клингенберг едва заметно улыбнулся. Или мне это только показалось?
– Приведите в порядок обмундирование.
На том меня и отпустили. На мое счастье, припекало июльское солнце, и обмундирование высохло довольно скоро. Я же, обернутый в полотенце, здорово веселил шлявшихся поблизости связистов. За минувший день последние очаги сопротивления русских были подавлены бойцами мотоциклетного батальона, и все подразделения постепенно перебрались на восточный берег Березины. Благодаря стараниям наших умелых саперов удалось переправить даже транспортные средства и потяжелее наших мотоциклов. Потом мы узнали, что пехотный полк СС «Дойчланд» в ходе ожесточенных боев сумел захватить в исправном состоянии один из мостов через Березину; таким образом, наше наступление могло продолжаться.
«Наступление наших войск в России развивается успешно» – так было сказано в очередной ежедневной сводке ОКВ. Слово «успешно» означало для нас весь день-деньской на колесах! Это означало возню с мотором, устранение неполадок в самых диких условиях, заправки, подавление очагов сопротивления противника, езду, езду и еще раз езду. Иногда приходилось бывать в 10-й танковой дивизии, наступавшей на том же участке. Наши пути разошлись только у самой Москвы. Именно там эта блестящая дивизия практически полностью была уничтожена. Тогда в распоряжении соединения оставалось всего 10 (десять!) танков, да и те годились разве что на переплавку. Как правило, наш батальон сменял разведбатальон, или же мы обеспечивали фланговую оборону дивизии в ходе наступления. 9 июля мы дошли до реки Друть, а 10 июля батальон вышел к Днепру в районе Шклова.
Прибыл солдат на замену нашего погибшего Хубера. Новичка звали Лойсль. Он был тоже родом из Швабии и, как выяснилось, отличным парнем и вдобавок «специалистом широкого профиля». На его мотоцикле вечно болтались котелки и сковороды, и Лойсль иногда баловал нас разной вкуснятиной, приготовленной им самим. У него всегда находилось то, из чего можно было соорудить отличное жаркое. И что самое интересное – во время долгих поездок по пустынным дорогам России под его колеса вечно попадали незадачливые утки, куры и прочая домашняя птица. И в отварном или жареном виде птица эта была отменной едой. Мы и до прибытия в России были сплоченным коллективом, а уж в России узы дружбы еще больше упрочились. Мы всегда выручали друг друга, и фронтовая жизнь становилась легче. По характеру службы мы редко собирались все вместе, а уж во время наступлений и подавно. И если верить показаниям спидометра, за наступательную операцию мы успевали накрутить вдвое больший километраж, чем наступавшие войска.
Ельня
На Днепре русские снова вынудили нас остановиться. Яростный артобстрел не позволял саперам навести мосты. Мотопехотинцы снова и снова пытались закрепиться на другом берегу, используя штурмовые лодки. Сначала в бой бросали отделения, потому уже роты. В конце концов им все же удалось создать плацдармы в ходе боев с применением ручных гранат и штыков. Саперы в принципе могли приступать к возведению мостов, но русские обстрелов не прекращали. Мало-помалу у реки собралась почти вся дивизия. И каждый день задержки с форсированием реки был на руку врагу.
Усевшись под деревьями, мы с любопытством наблюдали слаженную работу саперов. Каждое движение рассчитано, каждый элемент оказывался на своем месте.
– Желаете отведать? – осведомился Лойсль, держа в руках жареную курицу. Я обратил внимание, что руки его давно не видели мыла. Но разве это уже имело значение? Мы уже успели отвыкнуть от многих вещей.
– Разжиревшие, ленивые ублюдки! – бросил кто-то из саперов, проносивших мимо тяжеленные бревна для сооружения моста.
– Кому какая служба досталась! – отпарировал Бела.
* * *
Ближе вечеру батальон перебрался через наведенный мост на другой берег и продолжил наступление.
Надо сказать, что все шло неплохо до самой Ельни – но там такое началось! Русские перевели дух и снова пытались контратаковать нас. Мы сумели пробиться через этот город, и наконец наступила желанная пауза. Роты окапывались. Командный пункт батальона расположился близ дороги южнее Ушаково. Нам тоже было приказано окапываться. Мы удивленно взирали на гауптштурмфюрера Бахмайера. Что-что? Нам нужно было окапываться? Он нас, случаем, не разыгрывает? Нет, Бахмайер нас разыгрывать не собирался. Недовольно бурча, мы приступили к работе. Куда ни посмотри, было тихо и безмятежно. Солнышко пригревало, а колыхаемые ветром неубранные поля наводили на раздумья. Но как же мы ошибались! Едва мы успели воткнуть лопатки в землю, как иваны обрушили на нас первый залп. Даже связисты лихорадочно вырыли огромный окоп, чтобы укрыть передвижную радиостанцию. Тут уж и мы заработали как надо.
Я еще не закончил рыть свой окопчик, как меня вызвали в штаб дивизии. Я был страшно доволен, что удалось легальным способом отвертеться от досадной работы – однако скоро выяснится, что пресловутая «досадная работа» ничто в сравнении с тем, что мне предстояло. Несколько минут спустя я уже мчался по извивавшейся между полями ржи дороге. Высокие колосья по обеим ее сторонам затрудняли видимость. Внезапно из-за не очень крутого поворота, поднимая облако пыли, на бешеной скорости выскочила штабная машина. Я нажал на тормоза, но опоздал. Удар! И как парашютист, я грохнулся на капот штабного авто.
Набрав в грудь побольше воздуха, я хотел выплюнуть всю брань, которую знал, но тут заметил офицера связи батальона унтерштурмфюрера Шрамма. Это был не совсем подходящий объект, чтобы выместить на нем досаду. К тому же на гражданке Шрамм преподавал в средней школе. Все произошло как раз наоборот: это он принялся отчитывать меня, на радость своему улыбавшемуся во весь рот водителю. Разумеется, это я оказался во всем виноват – начальник, как известно, ведь всегда прав. К счастью, мотоцикл мой отделался не очень глубокими вмятинами и царапинами. В конце концов, обменявшись мнениями по поводу этого инцидента, мы разъехались.
Минуя окопы и траншеи мотоциклетного батальона, я выехал на дорогу Ушаково – Ельня. Артиллерия русских, определившись с выбором цели, обстреливала перекресток дорог. Но вдруг умолкла. Видимо, ненадолго. Я решил воспользоваться краткой передышкой, выехал на дорогу и на сумасшедшей скорости понесся в сторону Ельни. Прибыв в штаб дивизии, я тут же сдал на руки донесения, а в обмен получил объемистый конверт, предназначавшийся для передачи в штаб батальона.
Вдруг все вокруг уставились на небо. Я уже собрался заводить машину, но остановился. В небе происходило нечто! В ослепительно-голубом небе шел воздушный бой. Пятерка русских бомбардировщиков попыталась следовать на запад. Со стороны солнца русские были атакованы парой истребителей люфтваффе. Иваны, отчаянно маневрируя, пытались уйти от атаки. Внезапно один из бомбардировщиков запылал как спичка. Истребители снова атаковали авиагруппу русских. Их бомбардировщик стал уходить в крутое пике, но пилот истребителя дал по нему залп, и секунду спустя русский самолет, превратившись в огненный шар, развалился на части. Третий – врезался в землю. Два последних самолета повернули на восток. Бой закончился. Русские зенитчики, занявшие позиции близ Ушаково, изо всех сил пытались выручить своих товарищей, но нашим пилотам удалось уйти, совершив противозенитный маневр. И оба «Мессершмитта», покачивая крыльями, сделали круг почета в небе над Ельней. Я снова вскочил на мотоцикл – нечего глазеть, в конце концов, я не в кино!
