Ни у кого не было ни малейшего желания спать в кишащих клопами помещениях, поэтому всю ночь так и проиграли в двадцать одно. Альберт просадил несколько сотен марок. Лойсль, который был в выигрыше, усмехался:
– На эти денежки можно небольшую ферму прикупить!
И сунул пачку купюр в бельевой мешок. Неплохую сумму выиграл и связной 2-й роты. Вернер, Альберт, Герд и я продулись. Ну и что с того? Может, пару-тройку дней спустя нам повезет больше, и мы обчистим кого-нибудь из своих товарищей? И потом, куда здесь девать эти деньги? Здесь превыше всего ценились спички, свечи для двигателей да растопка для полевых печек. Здесь не было ни кабаков, ни магазинов, где эти деньги можно было бы потратить. Для нас деньги превратились в жетоны для карточных игр. Неудивительно, что «сбор зимней помощи» 1941–1942 годов вылился в нашей дивизии в астрономические суммы.
В газете моего родного города писали:
«ДИВИЗИЯ СС ЖЕРТВУЕТ 862 785 РЕЙХСМАРОК!
Берлин. 1 марта. Дивизия СС пожертвовала 862 785 рейхсмарок на «зимнюю помощь». Эта сумма была собрана в боевых частях дивизии, участвующей в операциях против большевиков, проводимых в исключительно сложных условиях. Служащие дивизии не только целиком и полностью отдают себя военной службе за фюрера и Германию, демонстрируя бесстрашие и отвагу, но и жертвуют личные средства в фонд «зимней помощи», и это вызывает искреннее восхищение…»
На слух недурно, верно?
Непосредственно перед атакой нам раздали сухой паек и почту. Надо было освободить площадь кузовов грузовиков, отправлявшихся в тыл для доставки нам всего необходимого для ведения боевых действий.
Мы сидели на корточках на скованной морозом, покрытой снегом земле. В любую минуту мог начаться бой. Времени оставалось лишь на прочтение писем из дома, да и то на ходу – пока мы двигались вслед за танками. Я видел нескольких мотоциклистов, привязавших буханки хлеба веревками к спине. У многих на голове были русские меховые шапки. Очень популярные были «позаимствованные» у русских валенки – теплая зимняя обувь из валяной шерсти. Бог ты мой – мы представляли собой настоящее сборище!
Теперь мы уже мало походили на вышагивавших строевым шагом на парадах молодцов в начищенных до зеркального блеска сапогах и идеально подогнанной и отглаженной форме, вызывавших восторженные крики и рукоплескания толпы. Теперь нам было в высшей степени наплевать, как мы выглядим и на кого похожи. Девчонок здесь не было, так что глазеть на нас некому! Понятно, что господа офицеры пробовали поначалу возмущаться таким явным нарушением формы одежды, но потом отстали, потому что сами стали напяливать все, что под руку попадало, – лишь бы уберечься от этого жуткого пронизывавшего до костей мороза с ветром. Все и так знали свое начальство. Так что офицер-новичок или прибывший к нам из другого подразделения вполне мог ожидать, что кто-нибудь из рядовых дружески похлопает его по плечу и попросит прикурить, по ошибке приняв за своего товарища. Ну а если, приглядевшись, узнает, кто он есть на самом деле – гауптман или обер-лейтенант, – тоже не беда, на войне ведь всякое бывает.
Однажды на дезинсекционном пункте в Рославле я хлопнул по спине стоящего впереди и попросил у него полотенце – свое я превратил в ветошь для протирания мотоцикла. Он без слов дал мне полотенце. А уже когда мы переодевались, увидел, что я столь фамильярно обошелся с фельдфебелем из люфтваффе. Я уже похолодел от страха, но фельдфебель вполне дружелюбно улыбнулся мне и кивнул.
Наш новый адъютант оберштурмфюрер Забель вызвал к себе нас с Вернером. И приказал следовать за танком, в котором передвигался наш Старик. Когда мы вышли от него, Вернер недоуменно взглянул на меня:
– Он что, спятил?
– Ох, Вернер, чего ты так разволновался? Святому Петру наплевать, на чем мы прибудем в рай – пешком или на мотоциклах, – решительно ответил я.
И спросил себя: а к чему, собственно, радиосвязь в танках? Впрочем, какого дьявола забивать себе всем этим башку? Не в первый и уж точно не в последний раз нам отдавали идиотские приказы. Оберштурмфюрер Забель являл собой полную противоположность своим предшественникам. Если те были офицерами и командирами в истинном смысле слова, Земель представлял собой типичный ходульный образ «военного» – высокомерного, официозного, застегнутого на все пуговицы. Но и это нам предстояло вытерпеть!
Осторожно, стараясь не бросаться в глаза, мы направились к мотоциклам. Гром и вой шестиствольных минометов застал нас врасплох. Атака началась! Гремело и выло так, будто пара тысяч котов враз затянули мартовскую песнь. На противоположной стороне заснеженного поля, там, где едва различимо в дыму чернел лес, окопались русские. Над лесом вздымалось ввысь пронизанное вспышками разрывов громадное серовато-желтое облако. Шестиствольные минометы расположились, видимо, не очень далеко позади нас – над нашими головами снова и снова с воем проносились мины. Ну, друзья-товарищи в лесу, дождались? Теперь вам точно конец! Наша тяжелая артиллерия доказывала, что пока что не вышла из игры.
Начался второй акт драмы. Подошла наша очередь. Разумеется, русские артиллеристы тоже не дремали и из кожи вон лезли, чтобы внести свой вклад в светопреставление. Но их снаряды ложились далеко в нашем тылу и предназначались для танков, но бронетехника уже успела выдвинуться достаточно далеко.
Ревели двигатели, первые танки шли вперед, сминая кустарник. Приближалась и машина типа Pz IV, в которой сидел Старик. Мы, запустив двигатели, пристроились позади этого танка. Подразделения мотоциклистов, рассредоточившись, продвигались вперед. Белое поле, совершенно безлюдное и неживое еще каких-нибудь десять минут назад, пришло в движение. Слева наступало несколько бойцов 3-й роты – увешанных ручными гранатами, буханками хлеба, ранцами. Каждый прихватил с собой все, что можно, – недоеденные домашние лакомства болтались на ремнях в соседстве с боеприпасами. Вот только получится ли дожевать их после этой атаки? Наверняка не всем это гарантировано. Ох, бедные наши отцы-матери, если бы вы только видели, если бы знали…
Со стороны русских затявкали, захлебываясь, первые станковые «Максимы». Продвигавшиеся вперед зигзагами танки быстро подавляли очаги сопротивления русских. Иногда, остановившись, поворачивали башни, в упор из пулеметов расстреливая упорно оборонявшихся русских. Разделавшись с ними, танки устремлялись к позициям врага у лесной опушки. Русские нещадно поливали наступавших свинцом, но, невзирая на это, танки цели достигли – добрались до края лесного массива.
Разбросанные повсюду снарядные ящики, искромсанная техника говорили о том, что проведенная артподготовка и наступление поддерживаемых танками наших пеших солдат не оказались напрасными. Противник дрогнул. Повсюду лежали тела погибших русских, но большинству из них все же удалось уйти. Бойцы пехоты углублялись в лес. Мы с Вернером не отрывались от танка Старика – так спокойнее.
Победа потребовала от батальона свою цену – стоило лишь обернуться, чтобы сразу же понять это. Тут и там темнели тела убитых – русские пулеметчики постарались. По полю сновали отыскивавшие раненых санитары. Я увидел, как один боец поддерживает раненного в ногу товарища, оба неуклюже ковыляли по снегу. Но созерцание поля сражения длилось недолго – Старик приказал мне доставить мотоциклы, спрятанные в лощине на время атаки. Мотоциклетному батальону тем временем была поставлена по радио новая задача. Двигатель моего мотоцикла еще не успел остыть и завелся с пол-оборота. И я поехал туда, откуда мы пошли в атаку.
