20 ноября период отдыха для нас, мотоциклистов-посыльных, кончился. Уже не было нужды охранять левый фланг дивизии. И мы по тряской, словно стиральная доска, дороге отправились в Городище. Я должен был ехать в дивизию, где меня продержали аж целую неделю. В результате я вернулся к своим уже в Истре, небольшом городке при Новоиерусалимском монастыре на берегу Истры. Было это 26 ноября1.
Я ехал через лес; когда он наконец кончился, я различил на огромном заснеженном поле деревню. Издали она мне понравилась. Поднимавшийся из труб дымок соблазнял мыслями о тепле, еде и отдыхе. А после долгого пребывания в дивизии я ничего не имел против отдыха.
Указатель сообщил мне дорогу к командному пункту, и вскоре я увидел Вернера, Альберта и Лойсля. Все трое с печальным видом застыли перед каким-то домом.
– Что это вы словно в воду опущенные? – волнуясь, спросил я.
– Герд погиб, – хрипло доложил Вернер.
Я так рвался встретиться со своими товарищами, а тут на тебе! Огорошили!
– Как это произошло?
Немцы взяли Истру 25 ноября.
– Видишь вон тот мостик на дороге? А слева от него деревья? Так вот, Герд наехал на мину в двух шагах от этого моста.
Выяснилось, что Герда направили за саперами. До Герда по этому мосту ездили все кому не лень – и ничего. А вот его угораздило. Просто верить не хотелось, что он вот так глупо мог погибнуть.
– Взрыв был слышен даже здесь, – продолжал Вернер. – Мы тут же на мотоциклы и помчались туда. Жуткое зрелище, надо сказать. Все тело сплошное мясо. Представить страшно, какую дикую боль он испытал, ужас прямо… Но ему уже ничем нельзя было помочь – мы просто ходили вокруг как заведенные, и все. На мгновение он пришел в сознание. Альберт упрашивал санитара вколоть ему что-нибудь обезболивающее. И тот уже стал рыться в сумке, но тут адъютант отозвал его в сторону и сказал: «На кой вам черт? Он все равно конченый!» Разумеется, это адресовалось только санитару, но вышло так, что и мы услышали. И знаешь, Гельмут, нам было до жути обидно такое слышать. А Герд. Герд. Просто от судьбы не уйдешь. Война есть война. Нам сразу стало ясно, что долго он не протянет, хоть в госпитале, хоть где – тут и медики ни к чему. Но скажи: зачем этому уроду понадобилось говорить такое при нас? Ни Хильгер, ни Андрае такого бы себе никогда не позволили. А для этого недоноска ты человеком становишься только тогда, когда тебя произведут в офицеры.
Бог ты мой, как же все плохо. Отвратительно! Да, мы в этом человеке, в адъютанте, не ошиблись!
– К счастью, Герд сразу же и умер. И не услышал сказанного в его адрес. Я удерживал его голову, это было просто невыносимо. И Альберту с Лойслем тоже.
Вернер исчез в избе, бормоча про себя проклятия в адрес войны. Мы тоже зашли, погруженные в свои мысли. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не дать в морду нашему адъютанту.
В тот же день Герда похоронили. Прижав к груди каски, мы попрощались с ним. Он был настоящим товарищем для нас всех. И никогда нам уже не услышать его трелей на губной гармошке; когда Вернер играл на гитаре, Герд всегда ему аккомпанировал. Его суховатые и всегда бьющие в точку комментарии… Как нам будет их не хватать!
– Спи спокойно, Герд, наш верный товарищ из Рура!
Нашими новыми хозяевами оказались двое русских. Пожилой отец и дочь. Старик когда-то был учителем и жил в последние перед войной годы на крохотную пенсию, дочь тоже была учительницей. Оба сразу же заметили нашу подавленность. Впрочем, должен сказать, как и большинство русских в это время. Оба немного говорили по-немецки. В России тогда немецкий язык был в школах самым распространенным иностранным языком. Так вот, они понимали, что мы расстроены не на шутку, и все время пытались нас отвлечь. В ходе продолжительных бесед с ними мы все больше и больше узнавали о большевизме, многое для нас было просто откровением.
Ни Вернер, ни я не могли спать. Мы снова решили дойти до могилы Герда. Солдаты из взвода связи успели подровнять могилу. Каска Герда с двумя рунами ЗИГ на боках смотрела прямо на запад – на Германию. Мы всегда старались именно так расположить могилы павших товарищей, если местность позволяла. Долго молча простояв около могилы, мы на прощание отсалютовали и ушли.
Деревенька эта, за исключением трагедии с Гердом, оказалась вполне тихой и пригодной для жизни. Батальон ждал распоряжений. А измотанные боями бойцы просто наверстывали упущенное – спали. На улице никого не было, за исключением боевого охранения и изредка проезжавших патрульных. Наш хозяин-учитель рассказал нам, что до войны сюда многие москвичи приезжали на воскресный отдых. Потом мы узнали, что почти во всех домах мебель была, по сути, одинаковой. И вообще, жили здесь весьма и весьма скромно.
Ночь выдалась на удивление тихой, спокойной. Мороз, к которому мы уже успели привыкнуть, напротив, действовал на нас отрезвляюще во время посещения могилы Герда. Да, удар от потери боевого товарища оказался сильнее, чем мы думали.
Прохаживаясь по деревне, мы зашли и в школу. Как ни странно, нас почему-то влекло именно туда. Мы уже успели накопить достаточно различий между Германией и Россией и постоянно размышляли на тему русских, и как граждан своей страны, и как личностей. Если позволяло время, будь это в землянке или же в деревенском доме, дискуссии на эту тему не прекращались и зачастую затягивались очень и очень надолго. Мы широко раскрытыми глазами смотрели на эту страну!
Так вот, зашли мы в школу и снова были поражены тем, насколько глубоко внедрился большевизм в воспитательную систему. Как мы уже не раз убеждались, в СССР и на Украине, и в России сельские школы содержались в более или менее хорошем состоянии. А однажды мы увидели в одной из школ такое количество наглядных пособий, что и глазам не поверили – и все это в какой-то безвестной деревеньке! Здесь было прекрасное оборудование для проведения опытов по физике, химии, микроскопы, проекторы для диапозитивов и кинопроекторы, карты, удобная мебель и так далее и тому подобное. Причем этого школьного оборудования с избытком хватило бы на приличную городскую школу
[21]
.
Везде мы видели и репродукторы. Но все дело в том, что правом их включения было наделено лишь начальство. А радиоприемник был один. Поэтому простые люди не имели возможности слушать зарубежные программы. В школах были и библиотеки. И это наводило нас на размышления. Разумеется, многое, очень многое говорило в пользу преимуществ Германии, однако, если речь шла о школах, тут русские намного опережали нас! Переполненные впечатлениями, мы вернулись на свою квартиру.
