В своей семье маленький Дали – центр вселенной, отец и мать в нем души не чают
Эта картина вызывала во мне беспричинный страх, такой пронзительный, что воспоминание о двух неподвижных силуэтах сопровождало меня в течение многих лет, вызывая одно и то же чувство подавленности и тревоги. Это тянулось до 1929 года, когда картина исчезла из моей памяти. Тогда же я нашел другую репродукцию и был заново охвачен подобной тревогой. Изображение снова навязчиво преследовало меня, и я стал записывать психологические явления, которые следовали за его восприятием, затем вдохновляясь на свои поэмы, картины, композиции. Наконец я написал эссе, которому еще предстоит выйти в свет: «Трагический миф «Анжелюса» Милле», который я считаю одним из главных документов далинийской философии.
«Анжелюс» вызывал у меня тревогу и одновременно скрытое наслаждение, которое проникало мне куда-то под кожу, как серебристое лезвие ножа. Долгими зимними вечерами, когда я ждал нежного звонка колокольчика, извещавшего о конце уроков, мое воображение постоянно охраняли пять преданных стражей, могучих и величественных: слева от меня два кипариса, справа – два силуэта «Анжелюса», а передо мной – Бог в лице молодого Христа, пригвожденного к кресту из черного дерева, стоявшего на столе Брата. У Спасителя на коленях было два страшных рубца, прекрасно инкрустированных блестящей эмалью, которая позволяла увидеть кость под кожей. Ноги Христа были грязные, противного серого цвета: ежедневно каждый из нас перед уходом целовал волосатую руку Старшего, а затем должен был обязательно коснуться черными от чернил пальцами раненых ног Распятого».
Если эти воспоминания (а подобных откровений мы обнаруживаем сотни страниц в книгах Дали) искренни, то теперь нам понятны и образы, появившиеся на полотнах художника в зрелом возрасте. Они – не только его фантазмы, не только его воплощенные сны, но фобии и воспоминания.
Однажды родители Сальвадора привезли сына погостить к своим друзьям Питхотам; в их летнем имении, находящемся недалеко от Фигераса, мальчик впервые увидел картины, написанные художником-импрессионистом Рамоном Питхотом. Работы так потрясли Сальвадора, что он тоже решил заняться рисованием. Теперь для него не существовало более важного дела, чем упражнений в рисовании. В округе начинают говорить, что малыш Дали пишет красками с колыбели. Как и Макс Эрнст, Дали не получил специального образования, но он талантлив и развивает свои способности каждодневным упорным трудом. В доме отца у него появилась отдельная комната, которую с правом можно назвать мастерской. В то время, когда в ней работает Сальвадор, никто не смеет заходить туда.
Проучившись недолгое время в Мадридской академии искусств Сан-Фернандо, Дали решил забросить академическое учение раз и навсегда и совершенствоваться самостоятельно. По правде сказать, юношу просто выгнали из высшей школы за скверный характер, неповиновение и отрицание авторитетов.
Будучи зрелым человеком, Дали выпустил книгу «50 магических тайн», где привел десять правил для тех, кто стремится стать настоящим художником. Все его выводы сделаны на собственном опыте. Конечно, есть среди «правил» и эксцентричные, типа: «Художнику лучше быть богатым, чем бедным». Но есть и те, в которых раскрываются тайны восхождения Дали к вершинам искусства. «Начинай учиться рисовать и живописать подобно старым мастерам; потом сможешь делать, что захочешь, но все будут уважать тебя». Сам Дали с уважением относится к знаменитым испанским художникам, он любит работы Гойи, Веласкеса, Вермера, всех импрессионистов и по многу часов копирует их, постигая тайны мастерства великих предшественников. Традиция для Дали не пустое понятие. В отличие от многих современников, отрицающих классицизм, отметающих прошлое, в той же книге «50 магических тайн» автор утверждает: «Если ты принадлежишь к тем, кто верит, будто современное искусство превзошло Вермера и Рафаэля, брось эту книгу и пребывай в своем блаженном идиотизме».
Луис Бунюэль
В другой книге – «Дневник одного гения» – Дали в своей непревзойденной повествовательной манере рассуждает о картинах и французском Лувре. «Я уже тогда был пылким поклонником ультраретроградной живописи, нашедшей свое самое законченное воплощение в работах великого Месонье, – которого я считал неизмеримо выше Сезанна. И. естественно, я был в числе противников поджога Луврского музея… Совершенно ясно, что, если музей все-таки решат сжечь, Джоконду в любом случае надо спасти, даже если для этого ее придется срочно переправить в Америку».
Признавать чужое мастерство и хранить память о предыдущих мастерах – вот в чем секрет преемственности в искусстве. Изучать ремесло, быть мастером в старинном значении этого слова – в этом, полагал Дали, и состоит долг настоящего художника. Кстати, своим двум из десяти правилам Дали следовал всю жизнь. Они слишком просты и понятны, но как ярко характеризуют своего последователя! Первое: «Лень не породит шедевра!» и второе: «Художник, рисуй!».
Глава 16
Луис Бунюэль. Друг, ставший всемирно известным режиссером
Прежде, чем Дали предпочел художническую вольницу Парижа, он успел познакомиться с двумя пылкими юношами, оставившими впоследствии яркий след как в жизни знаменитого художника, так и в современной истории. В то время Сальвадор учился в Мадридской академии искусств.
Один из друзей – Луис Бунюэль, невзрачный, маленький и коренастый. Он слишком энергичен и деятелен, чтобы возле него можно было чувствовать себя спокойно. Но его энергия идет во благо: он заряжает ею других, заставляя придумывать всевозможные планы и затем осуществлять их. Его мечта – «делать кино». Свой первый фильм он поставил вместе с Сальвадором, написав прежде совместный сценарий. Этот фильм назывался «Андалузский пес». «Андалузскими псами» презрительно называли южан; прозвище означало: слюнтяй, маменькин сынок, недотепа. Фильм шел на экранах многих стран, в том числе и в СССР, что по существу, являлось сенсацией: Дали, как только приобрел известность, вышедшую за пределы его родины, тут же был благополучно оклеветан и забыт для всего населения великой и необъятной страны Советов. Возвращение имени Сальвадора Дали, как и знакомство с небольшой частью его творчества, произошло незадолго до смерти мастера. Вот что писала советская пресса в 1988 году перед открытием первой выставки рисунков всемирно известного художника: «15 апреля в музее имени А. С. Пушкина открывается первая выставка работ (рисунки) Сальвадора Дали. Шесть десятилетий его творчество служит олицетворением сюрреализма – крупнейшего течения модернистского искусства XX века. «Гений» и «безумец», забавляющий пресыщенных снобов, – таковы на Западе полюса оценок личности Дали.
Искусство Сальвадора Дали в нашей стране известно лишь специалистам, работы художника в советских музеях отсутствуют. Долгое время имя Дали служило у нас неким зловещим символом распада современного буржуазного искусства, чему в немалой степени способствовали экстравагантные эстетические декларации художника.
