А никто не подскажет, вот в чем весь смысл. Потому что у каждого есть свои проблемы, а чужими занимаются лишь для уменьшения собственных. И не плохо это, не хорошо, просто так есть, и это надо учитывать. Сейчас вся надежда на то, что Валькина жадность пересилит обиду и злость на Андрея, а желание ментов получить премию за раскрытое преступление пересилит их лень.
Можно трактат писать. «О добродетелях, как о совокупности и взаимодействии пороков.» Хорошо бы получилось С массой примеров, практических и назидательных.
Андрей залез на диван с ногами, прильнул лицом к вентиляционной отдушине и закричал изо всех сил:
– Люди! Помогите!
Нет, это уж точно глупо. Таким криком только распугивать. Вот если бы орать: «Не подходите, это мое золото!», тогда половина Москвы сбежалась бы с ломами и кирками.
Андрей представил, как через пустырь несется озверевшая разномастная толпа, похожая на рать из фильма про Куликовскую битву. Все вооружены ломами, кирками, кувалдами, и другими стенобитными инструментами. Все бегут спасать Андрея от излишков золота. А золота нет. Оп-па!
Тогда убьют скорее всего.
Андрей заглянул под диван, проверить состояние телефона. Еще работает, значит есть надежда на помощь друзей. Друзья не убьют, даже если золота не окажется прямо сейчас. Друзья тем и отличаются от основной массы человечества, что не требуют плату сразу. Им можно платить в кредит. Одному пообещать соавторство в статье, другому парить мозги сорока миллионами Скотта. Но если в конце концов не дать того, на что они надеялись, вся дружба кончается. И это тоже не плохо, не хорошо. Просто так есть.
Дружба, это такой специальный договор, по условиям которого две или более стороны имеют право какое-то время пудрить друг другу мозги. Но обязаны в обоюдном порядке время от времени решать проблемы друг друга. Это так называемая «честная дружба». А еще есть бесчестная, она же – подлая подстава, она же – удар в спину. Это когда все точно так же, но без последнего пункта.
За это, в зависимости от пола, принято бить в лицо кулаками, или отвешивать звонкие пощечины, или скандалить, или мстить, долго и страшно, до достижения полной победы над друзьями.
Снова вспомнилась Алена, и мысли тут же спутались в совершенно безумный топологический объект, скрученный из десятка соединяющихся и разбегающихся путей. Мысли испуганно замерли, ощущение холодного страха опустилось от кадыка в грудь и там остановилось. Андрею на миг показалось, что это чувство гораздо сильнее, чем страх перед накачанным бандитом, или страх перед визжащими пулями на войне. От бандита можно избавиться, хотя бы теоретически, от пуль, опять-таки теоретически, можно укрыться. Но от этого ужаса спрятаться было нельзя, потому что он оказался внутри, и угрожал изнутри – он был частью Андрея, продуктом его жизнедеятельности. Это был страх наработанной за несколько лет порочности собственной жизни, ее отвратительности, взявшейся неизвестно откуда неизвестно когда.
– Господи… – зажмурившись прошептал Андрей. – Зачем же я все это устроил….
Андрей и так и сяк смотрел на прошедшие события, но все доказывало, что он, Андрей Маркович, простая обыкновенная сволочь. Можно было брать указку и прямо по пунктам указывать точки, в которых он скривил, понадеялся проскочить, испугался, или решил переложить ответственность на кого-то другого.
Самое запущенное место с неоспоримой ясностью указывало на изначальный обман. Алена собиралась получать деньги, отдавая за это работу. Андрей сообщил, что нуждается в такой работе и готов платить за нее деньги. Но на самом деле наработки Алены, ее умение, старание, опыт, Андрея не интересовали совершенно. Он мог бы взять ее «на работу», как это делал уже не раз, выплачивая требуемые копейки из собственной более чем приличной зарплаты. Она бы работала у него дома, – а куда ей деваться, – но все ее программы за ненадобностью отправлялись бы в мусорку. Она бы и не знала об этом. А зачем ей знать? Она ведь продает свой труд, а Андрей, как покупатель, делает с ним что хочет.
Так продолжалось бы до тех пор, пока Андрею не надоела бы игра с этой маской.
Некоторые девушки через несколько дней охотно соглашались на интимную связь, и тогда интерес к ним угасал быстро. Некоторые так до конца и не соглашались, разжигая желание Андрея все более красочными фантазиями. С этими игра тянулась долго, пока Андрей не обрывал ее усилием воли.
И никогда до встречи с Аленой Андрей не чувствовал хоть каких-то угрызений совести по этому поводу. Чаще всего даже наоборот, оставалось ощущение воздаяния по заслугам. И было с чего. Большинство нанятых «работниц» пребывали в уверенности, что дорогу в жизни имеет смысл пробивать именно тем местом, которое больше всего интересовало Андрея. Они сами стремились к этому, им это казалось проще, чем платить другими вещами. Зачем учиться, зачем что-то придумывать, если ты молода и красива, а мир все равно принадлежит мужчинам? Гораздо проще обустроить все так, чтобы мужчина принадлежал тебе вместе со всем миром, с деньгами и развлечениями. Они словно шептали: «Дай мне все, что у тебя есть, а я ублажу тебя всеми возможными способами. Мне не трудно, я это умею.» Но когда девушки этой породы из охотниц превращались в добычу, им приходилось спешно отступать, сдавая позиции.
Попадалась и другая порода. Хмурые деспотички, озлобленные на весь мир. Почему-то они всегда считали себя утонченными романтиками, но на самом деле оказывались холоднее льда, а в любви думали только о себе. Они твердо знали, что сексом дорогу в жизни пробивать плохо, а вместо этого в них жила непоколебимая уверенность в собственной исключительности. Они искренне верили, что все блага мира должны были доставаться им просто так, даром, а вот они сами могли снизойти до благодарности, если считали это необходимым. С такими можно было играть только по их правилам, либо не играть вовсе. Они внутренне восторгались собственной честностью, обманывая на каждом шагу, они считали себя удивительно самокритичными, не замечая в собственном глазу и бревна.
Игра с такими доставляла Андрею особенное удовольствие. Было нечто до одури возбуждающее в каждодневных попытках пробиться сквозь стену льда. Была и опасность – отвязаться от таких было практически невозможно. Но Андрей против этой породы отыскал беспроигрышный прием. Если открыто объявить самовлюбленному чудовищу, что оно ничем не лучше других, что оно совершенно обыкновенно, то на следующий день от чудовища оставалось лишь воспоминание и забытая авторучка у телефона.
Третья порода была самой малочисленной и Андрей называл их огненными лгуньями. Их искусство обмана достигало таких высот, что они с легкостью обманывали сами себя. Им ничего не стоило жарко влюбиться в любого мужчину, они запросто меняли интересы и предпочтения, они были лучшими в мире слушательницами всех рассказов на свете, они умели залезать в душу так глубоко, что Андрею иногда становилось страшно. Если они соглашались на близкие отношения, то Андрей весь этот срок чувствовал себя человеком без недостатков, поскольку в беседах с такими женщинами упоминались одни лишь достоинства. Секс с ними напоминал лесной пожар, раздуваемый ураганом – с ними можно было делать все, что только способно родиться в самой безумной фантазии. Они моментально возбуждались от поцелуя, ни одна из техник не была им неприятна, и за одну близость они запросто испытывали по десять разнообразных оргазмов, половину из которых симулировали, даже не замечая этого сами. Избавиться от них было легко, но такие женщины никогда не пропадали навсегда, то и дело встречаясь Андрею с другими мужчинами то на вечеринках, то на конференциях в обществе именитых ученых, то совершенно случайно в общественном транспорте.
