История окружающей среды нередко кажется пестрым тематическим попурри. Однако ее внутреннее единство гарантируется тем, что между внешней и внутренней природой человека существуют интимные взаимосвязи, и что человек это всегда ощущал. В сущности «экологическое сознание» – это во многом беспокойство о своем здоровье, и в этом качестве имеет тысячелетнюю историю. Болезнь приносит ключевой кризисный опыт переживания и осознания интимной связи между собственной природой и природой внешней. Уже Гиппократ отводил окружающей среде очень важную роль в возникновении болезней, его рассуждения о «воздухе, воде и местности» легли в основу тысячелетней «геомедицинской» традиции. Они нашли свое продолжение в медицинской топографии начала Нового времени, затем – в реформах жилого и городского секторов с их тоской по свету и воздуху, а еще позже, после временного забвения, – в современном экологическом движении. Страх перед болезнью – одна из сильнейших во всемирной истории фобий, она действует от истории религии до процесса развития цивилизации. Вовсе не пустой иллюзией была идея связать болезни с условиями среды, окружающей человека, ведь история многих из них начинается с перехода к оседлости и скученному образу жизни. Малярия, чума, холера, тиф, туберкулез маркируют определенные условия среды обитания человека и фазы ее истории. Есть данные, что в основе современного экологического сознания лежит страх перед раком. «Неантропоцентрическая» концепция экологической истории грозит исказить реальные взаимосвязи.
2. ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ И ЛАБИРИНТ ВЫХОДОВ
Если правы те историки, которые считают историческую реальность бесконечно разнообразной, то универсальные обзоры вели бы науку в тупик. Однако это очевидно не так, а относительно истории окружающей среды точно не так. При прочтении множества исследований по региональной истории лесов, лугов, оросительных систем появляется ощущение вечного возврата к одному и тому же. Джаред Даймонд
[16]
уверяет, что «основная схема экологического краха ушедших цивилизаций» «давно известна» и «почти банальна» (см. примеч. 9). Поскольку здесь задействованы природные законы, такая однотипность вовсе не удивительна.
Речь идет не об одной-единственной истории, а об ограниченном числе историй, в типичном случае тесно связанных между собой и запускающих в действие механизм заколдованного круга. Перенаселение приводит к чрезмерной антропогенной нагрузке на пастбища и леса: этот процесс «давления населения на ресурсы», известный под аббревиатурой PPR (Population Pressure on Resources), для многих вообще составляет суть всей мировой истории среды с начала времен по наши дни – мальтузианский эффект благодаря экологии замкнулся в порочный круг! Затем голод и жесточайшая конкуренция за ограниченные ресурсы делают невозможным устойчиво-предусмотрительное хозяйствование – настоящее берет верх над будущим, близорукая корысть побеждает долгосрочные интересы общего выживания. Скот пасется в лесах, разрушая их. Выпас становится самостоятельной формой кочевого или полукочевого хозяйства и перестает приносить на поля удобрения. Вырубка лесов вызывает эрозию почв и ускорение стока дождевой воды; оба эти процесса вместе в одних регионах приводят к расширению степей или пустынь, в других – к заболачиванию и малярии. Искусственное орошение способствует засолению почв. Плюс ко всему – эффекты растущей мобильности и всеобщей взаимосвязанности. Баланс между человеком и окружающим миром, достигнутый за многие поколения, нарушается извне за счет инвазий и потери автономии.
Два современных китайских историка видят тысячелетний лейтмотив экологической истории Китая в постоянном росте населения, который приводит к разрушению почв – сначала малозаметному, затем стремительно набирающему скорость и масштаб (см. примеч. 10). Как считает английский экологический историк Роберт Сэллерс, ключом к истории Древней Греции также является репродуктивное поведение. Он использует модель r– и K-стратегий, принятую в экологии по отношению к видам животных: r-стратегия – как способ обеспечить выживание вида производством огромного множества недолговечных потомков, K-стратегия – как способ приспособления вида к пространству с ограниченными пищевыми ресурсами за счет производства небольшого числа заботливо выращенных и воспитанных потомков. K-стратегию можно ожидать в первую очередь там, где жизненное пространство вида четко отграничено. Соответственно всемирный процесс стирания границ приведет к росту демографического давления, борьбы, нужды и массовой гибели. В эпохе древнегреческой колонизации Сэллерс обнаруживает все признаки r-стратегии, что в долговременной перспективе привело к экологическому кризису, поскольку колониальная экспансия вскоре дошла до своих пределов. Он проводит параллели со многими другими мировыми культурами. Известный экологический историк из США Джон Р. МакНилл утверждает, что экологическая трагедия Средиземноморья, главное действие которой он относит, правда, к гораздо более позднему времени, повторяется затем в тропических горных регионах: перенаселение, чрезмерная нагрузка на ресурсы, сокращение площади лесов, эрозия (см. примеч. 10).
Заметно, что универсальные лейтмотивы экологической истории в основном связаны с кризисом. Но это еще не вся история. Заколдованный круг – это прежде всего идеально-типический процесс в понимании Макса Вебера
[17]
. Чтобы понять, будет ли иметь место определенный тип разрушения среды, в каждом отдельном случае требуется тщательный анализ. Не в любых условиях оросительные системы приводят к засолению почвы и распространению малярии. Многое зависит от того, хорошо ли функционирует дренаж, обитают ли в прудах и в воде рисовых чеков маленькие рыбки и лягушки, поедающие личинок комаров – хозяев возбудителя малярии. Насколько тяжелым был «тяжелый плуг»? Насколько надежными были земледельческие террасы? Насколько частыми были заборы? Важнейшие для экологической истории мелкие различия нередко нужно искать на уровне обыденных технологий.
Автономна ли человеческая популяция или управляется извне, следует ли она в своей репродуктивной стратегии r– или К-модели – во многих случаях нельзя сказать однозначно. Соответствуют ли люди одному типу репродуктивной стратегии: как киты – К-стратегии, а лемминги – r? Ведь они всегда имели некоторое пространство для маневра, чтобы регулировать собственную численность. Немецкий зоолог и этнолог Хуберт Маркль считает, что «с биологической точки зрения» человек – «примат, прошедший наиболее сильную селекцию по К-типу» (см. примеч. 11). В культуре Древней Греции, по мнению Сэллерса, имели место как та, так и другая стратегии. Скудость окружающей среды могла способствовать ограничению рождаемости, что вело к созданию более стабильных условий, чем рост численности населения в более благоприятной среде.
