— Потому что вокруг полно других домов, где люди будут рады вашему приходу, — говорит мама. — Я имею в виду — те люди, которые не чувствуют на себе наблюдения двадцать четыре часа в сутки.
— Э-э-э… А что, за Зелёным домом наблюдают? — спрашиваю я.
— Знаешь что, Ода… — мама смотрит на меня долгим-долгим взглядом. Тоненькая иголочка слегка колет меня куда-то в сердце. Я решаю закрыть тему. (Как это типично для взрослых — не отвечая на вопрос, дать понять, что разговор окончен!)
— Ну что ж, давай, моя девочка, заглянем с тобой в магазин и купим лосося, пока они там не закрылись, — предлагает мама. — А уж сотрудники на рыбной Станции сегодня точно рыбы не досчитаются. (Намёк на папину «удачу» в рыбной ловле.)
Отлично! Я хочу с мамой в магазин!
Сегодня суббота, и если я буду рядом, то сама выберу что-нибудь из сладкого к «детской телесубботе».
(Это когда мы смотрим по субботам детское ТВ и едим вкуснятину.)
Поедем за покупками, когда мы с Хелле управимся с билетами.
Мы с Хелле встречаемся на Платформе, У нас с собой билеты и пластиковые пакеты для денег. (Сегодня новых страшных рисунков тоже не поступало.) Я передала Хелле, что сказал папа перед рыбалкой про Зелёный дом и что потом сказала мама.
— «Не ходите в Зелёный дом!» — повторила Хелле. — Почему он так сказал?
Мы смотрим на Зелёный дом и дрожим от страха. Папа знает о чём-то, что нам неизвестно? Почему ему важно, чтобы мы туда не ходили? Неужели соседи на самом деле детоненавистники? И потом ещё мама сказала про, наблюдение. Значит, они под наблюдением! Может, они переехали сюда, потому что бежали в другой город после преступления? Даже мама и папа их опасаются.
Значит, они действительно опасные и злые.
Хелле вздрагивает, и я вслед за ней. Она тычет варежкой в сторону Зелёного дома. Дверь жилища злодеев открывается, по лестнице спускается маргинал. Мы сидим на Платформе, затаив дыхание, тихо, как мыши. Ему нас не видно — мы находимся выше по склону. Он сажает собаку на привязь и скрывается в доме. Ещё какое-то время мы сидим тихо и наблюдаем за жуткой собакой. Затем сползаем с Платформы, как можно тише, но пёс всё равно нас услышал! Он разражается лаем и рвётся в нашу сторону! Мы с воплями бежим что есть силы через Лесок, потом по дороге — прямо к дому Хелле. Дизель до нас не достаёт! Цепь дёргает его назад. К счастью для нас.
Мама Хелле тоже покупает у нас несколько лотерейных билетов. Затем мы обходим дальние дома — те, что находятся ближе к паромному причалу. Там живут замечательные добрые люди, они всегда покупают билеты.
Rigor mortis
трупное окоченение, лат
Дорогой дневник!
Папа и Эрленд не поймали с набережной ни одной рыбы.
Но ничего страшного: к их приходу мы с мамой успели сходить в магазин и купить лосося.
В магазине я долго стояла у рыбного прилавка и изучала неживых рыб. Честно говоря, мне было не по себе — жутковато думать о том, что вот они тут лежат… Мёртвые животные лежат навалом, абсолютно целые… Всё у них на месте: глаза, рот, плавники — вообще всё!.. (Да, я знаю, эти рыбы называются «угри».) А вообще-то… Рыбы — это животные или нет? Может быть, они — морские звери? Подумать только, что вот так на мясном прилавке могли бы лежать мороженые коровы и овцы! G рогами, и со шкурой, и с мехом! Это был бы кошмар!.. От этих рыб ужасно резкий запах. Наверное, их не успели заморозить до того, как они окоченели.
Когда умирают люди, с ними происходит то же самое, что и с животными, — наступает трупное окоченение. Через какое-то время, после того как кто-нибудь умирает, его тело становится всё тверже и тверже. Так, как будто тебя чем-то изнутри набили и сделали чучело. Поэтому для старого, очень старого человека хорошо, когда он умирает во сне, лёжа в постели. Тогда он застывает так, как положено, и очень хорошо подходит для гроба.
Со мной, вздумай я умереть ночью во сне, дело обстояло бы хуже. Я сплю очень беспокойно. Просыпаясь, я часто вижу, что лежу поперёк кровати или моя голова вообще оказывается там, где должны быть ноги. Или я лежу, свернувшись в клубок, а одеяло на полу. А если я умру вечером, как только засну, и мама с папой найдут меня только утром?! (С тому времени трупное окоченение полностью завершится! Родителям будет очень трудно положить меня в гроб. Придётся мастерить для моей позы СПЕЦИАЛЬНЫЙ гроб — например, круглый, с большой круглой шёлковой подушкой. Туда они и положат клубок по имени Ода Андреа. (А облачить меня придётся в мамину розовую ночную сорочку.)
Что касается мёртвых рыб, их нужно чистить сразу после улова. Хорошие куски филе кладутся в морозильник, а все эти вонючие внутренности и желчь удаляются. Необходимо следить за тем, чтобы желчь при разделке не попала на филе. Когда чистишь рыбу, внутри разливается зелёная ядовитая жижа. Есть такую рыбу ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ (во всяком случае, очень вредно)!!! Несмотря на всё это, я люблю рыбу, особенно красную.
Странно, что рыба, при своём ужасном запахе и всех этих внутренностях, всё-таки очень вкусная! И ещё странно то, что о рыбе не думаешь, что она — живой зверь и у неё есть чувства. Убиваешь, чистишь, и ничего!
Завтра у нас на обед запечённый лосось. И соус папиного производства, и салат из огурцов, и отварной картофель.
Мы с Эрленд делаем высокие рыбные тортики — укладываем на тарелку слоями:
• огуречные кружочки
• папин соус
• красную рыбу
• огуречные кружочки
• картофельное пюре
• рыбу
• соус
• картошечку
• огурчики — и так далее, тортик такой высоты, как только возможно, но только чтобы не упал. В точности как высоченное слоёное пирожное.
На чужом пороге
Воскресенье. Утро. Я сижу в своей комнате, рисую и записываю в дневник свои секреты. Звонят в дверь. Но я не обращаю внимания и не бегу открывать: я знаю, что это не Хелле. Сейчас её нет дома.
