– Петр Иванович, – попросил он подошедшего дежурного офицера, – вызовите мне в кабинет генерала Данилова.
– Есть, ваше императорское Высочество! – Козырнув, дежурный офицер скрылся в караулке, а Николай Николаевич привычно прошел по коридору в рабочий кабинет, кланяясь всем встречным дверям.
Через четверть часа генерал-квартирмейстер Ставки, генерал от инфантерии Юрий Никифорович Данилов стоял в большом рабочем кабинете Главнокомандующего и внимательно смотрел на карту, стараясь проанализировать внезапно пришедшую в голову его начальника мысль. Честный, усидчивый, чрезвычайно трудолюбивый, он, однако, был лишен того «огонька», который знаменует печать особого божьего избрания. Это был весьма серьезный работник, но могущий быть полезным и, может быть, даже трудно заменимым на вторых ролях, где требуется собирание подготовленного материала, разработка уже готовой, данной идеи. Но вести огромную армию он не мог, идти за ним всей армии было небезопасно. Большое упрямство, большая, чем нужно, уверенность в себе при недостаточной общительности с людьми и неумение выбрать и использовать талантливых помощников дополняли уже отмеченные особенности характера этого генерала.
Но сейчас от Юрия Никифоровича не требовалось ни гениальности, ни даже особого напряжения ума. Действительно, в сложившейся ситуации план по созданию резервов для «десанта в Константинополь» напрашивался сам собой. Как и возможность их последующего использования для наступления на австрийцев.
– Великолепно, ваше императорское высочество. Мне такая хитрая задумка в голову прийти не смогла, – польстил одновременно и начальнику и себе генерал. – Заодно можно и министру шпильку подпустить. Потребовать под это дело увеличения снабжения огнеприпасами, особенно снарядами для артиллерии. Из войск уже нехорошие доклады идут, что снарядов не хватает, винтовок и патронов в обрез.
– Ничего, Суворов с одними штыками всю Швейцарию прошел, – отшутился Николай Николаевич, но тут же серьезно добавил: – Предоставьте мне к завтрашнему дню доклад на эту тему. Буду просить высочайшей аудиенции. – Он скупо улыбнулся, представив, как будет оправдываться перед племянником ненавидимый им Сухомлинов. «Снять бы его, но Никки отчего-то хорошо относится к этому лизоблюду, завалившему всю подготовку к войне. Боевые действия уже начались, а нехватка чувствуется во всем, начиная от сапог и кончая пушками и снарядами. Уже 21 сентября 1914 года он лично писал племяннику: «…Около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены на местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов». И никакого решения не последовало!»
[14]
– Значит, жду вашего доклада. А места сосредоточения резервов подберите сами. Так, чтобы для любого случая можно было использовать, – отпустил подчиненного князь.
Глава 27. «Подковерные» дела
Через неделю после возвращения от Босфора пришла телеграмма из Петербурга, что для командования минными силами Черноморского флота направляется контр-адмирал Колчак.
«Вот этого «АДМИРАЛЪа» мне здесь, конечно, остро не хватало! – почти выматерился про себя Андрей. – Он ведь со своими амбициями запросто начнет в бутылку лезть и орган зрения на ягодицы натягивать… И как его Эссен отпустил? Такой ценный кадр…»
Ну да – мастер минных постановок, но на Черном море они уже не особо актуальны – устье Босфора давно заблокировано почти наглухо, сколько-нибудь крупные корабли оттуда пытаются проскочить в единичных случаях.
– Как считаешь, Андрей Августович, – Плансон словно прочитал мысли своего начальника, – почему именно Колчак?
– Понятия не имею.
– Но ты ведь его раньше знал. Так?
– Нет. Встречались пару раз в Порт-Артуре, но мельком. Знаю, что полярник, гидрограф, Николай Оттович Эссен о нем отзывается весьма благожелательно. Офицер, конечно, очень достойный, но почему нам не позволили назначить на место покойного Покровского кого-то из черноморцев – не понимаю.
– Разрешите, ваше высокопревосходительство? – В салон зашел Кетлинский.
– Слушаю вас, Казимир Филиппович.
– Авиаторы сообщили, что готовы продемонстрировать действие новых бомб.
– Спасибо! Выезжаем через пятнадцать минут. Прикажите подать мотор к Графской.
Через час командующий прибыл на полигон, и летающие лодки с «Алмаза» начали свой бенефис.
В качестве мишени соорудили земляной периметр, по форме и размерам повторявший среднестатистический турецкий форт в устье пролива, и именно по нему отрабатывали русские морские летчики.
Пикированием это, конечно, назвать было нельзя, но атаковали «алмазные» гидросамолеты не с горизонтального полета, а под углом градусов в двадцать к горизонту.
Внутрь «укрепления» попало около двух третей зажигательных бомб, но и этого хватило, чтобы понять: за двадцать минут бомбардировки внутри уже не могло оставаться ничего живого.
– Ну что, поедем, полюбуемся. – Эбергард первым направился к авто.
Издали «форт» действительно выглядел как филиал ада на Земле, но когда подъехали поближе и заглянули за бруствер, то обнаружили, что на площади приблизительно в гектар сиротливо пылают восемь «луж» огня. Не внушало… Хоть «лужи» были и приличного размера…
– Но копоти много, – мрачно бросил Плансон.
– Да уж… Подобные бомбы оружие – скорее психологическое… Дмитрий Борисович, – повернулся Андрей к флагарту, – попробуйте на эти зажигалки хотя бы свистульки какие-нибудь пристроить, чтобы выли в полете как-то по-особенному. На предмет того, чтобы наши визави, османские батарейцы, уже заранее морально готовились к огненному подарку.
Колечицкому до жути хотелось объяснить адмиралу, что у него и с артиллерийскими вопросами проблем предостаточно, но когда у тебя на погоне один просвет, а у оппонента аж три орла, особо не поспоришь.
– Есть, ваше высокопревосходительство!
Эбергард по выражению лица своего главного артиллериста понял, что сморозил полную чушь, что на предмет «свистулек» следовало договариваться с «летунами», но не отменять же свой приказ! Не поймут-с… Но категоричность стоит убрать:
