– Видишь окончание траншеи, самый ее нижний отросток? Там, похоже, позиция пулемета.
– Да, вижу. Вчера еще мои засекли.
– Далее на изломе траншеи, у самой вершины, еще пулемет, ночью обнаружил сам. Этот самый опасный, на два склона работает.
– Вот его мы и прихлопнем, – уверенно бросил Гаршин. – В первую очередь.
– Далее все по траншее. Надо накрыть.
– Попробуем. Ну, с богом! – артиллерист начал быстро-быстро передавать команды дублирующему их в телефонную трубку связисту. Гаубицы, выпустив по пять-шесть снарядов, замолчали, не нанеся противнику никакого видимого ущерба. Продолжали бить лишь дивизионные трехдюймовки и горные пушки. Среди их огня терялись редкие разрывы снарядов гаршинской батареи, но Пирумов был уверен, что его-то выстрелы попадают точно в цель. Наконец, недолгая канонада смолкла, лишь пушки Пирумова изредка били куда-то по самой вершине горы.
– Черевиченко, ракету!
Полковой адъютант был наготове и, хрустнув курком немецкой ракетницы, вскинул ее над головой. Пирумову показалось, что зеленая гроздь ракеты упорхнула вверх мгновением раньше, чем хлопнул выстрел, и красиво распустилась в небесно-голубой высоте.
Громовое «Ура!» потрясло, как казалось, окрестные горы. Нижние чины торопливо повыскакивали из окопчиков и, пригибаясь, с затаенным до поры опасением на лицах бежали, громко крича от возбуждения, вперед. Турецкие окопчики опоясались вспышками выстрелов, но оба пулемета молчали. В бинокль было видно, что и второй батальон движется столь же быстро вперед. Вслед за первыми цепями из окопов уже поднимались поддержки, а за ними – цепи третьего и четвертого эшелонов.
Пирумов крикнул ближайшему посыльному, жадно следившему за бежавшими и изредка падавшими в снег фигурками, первые из которых, одолев подъем, уже скрылись в турецких окопах.
– Давай в штаб. Доложишь, что наступление началось, меняю командный пункт, выдвигаюсь на высоту пятьсот.
– Есть, вашбродь! – Путаясь в полах шинели, посыльный вылез из окопа и побежал назад, в тыл, смешно размахивая руками и посверкивая на солнце штыком трехлинейки.
– Не рано, Илья Фомич? – поинтересовался Гаршин, опустив бинокль.
– В самый раз, – азартно отрезал Пирумов. – И ты своих сворачивай, пусть сразу за нами идут.
– Понял, – улыбнулся Гаршин и наклонился к телефонисту…
Так началось изумительное приступ-наступление, одно из славнейших дел русского оружия в Мировую войну – дело, подобно которому не имеет и не будет иметь ни одна армия в мире. Неистовые атаки кавказских и туркестанских полков встречали яростное сопротивление. Турки не раз переходили в бешеные контратаки, но взятое русскими с бою назад не отдавалось. Когда же Четвертая Кавказская дивизия преодолела Каргабазарское плато, зимой недоступное даже для коз, это ошеломило командование и войска Третьей турецкой армии и ознаменовало выигрыш Эрзерумского сражения. Войска двинулись вперед.
Около полудня четвертого дня наступления в штаб армии срочно прибыл командир единственного приданного армии авиаотряда военный летчик поручик Мейер. Он только что вернулся с воздушной разведки и так спешил, что ворвался в штаб, даже не переодевшись, в кожаном костюме и шлеме. От пережитого волнения его лицо передергивалось нервной судорогой. Его аппарат в морозном воздухе с трудом перелетел через гребень Деве-Бойну, чуть не касаясь его крыльями. В самолете позже насчитали более двадцати пулевых пробоин. Мейер доложил, что он заметил необычное движение на улицах Эрзерума и некоторое количество повозок, тянувшихся по дороге от Эрзерума на запад. У него сложилось впечатление, что начинается эвакуация тыловых учреждений.
Генерал Юденич сразу понял, что наступила минута кризиса, и немедленно отдал приказ об атаке по всему фронту. Все произошло именно так, как и предполагал командующий. Турки уже начинали оттягивать свои войска, и теперь русские полки один за другим врывались на плечах врага в неприступные форты. Но и османы не сдавались, предпринимая иногда самые бешеные усилия, чтобы отбить захваченные позиции. Попал в такую ситуацию и подполковник Пирумов, с азартом влетевший с передовым отрядом полка в форт Далангез, единственный форт Эрзерума, взятый русскими войсками в войну 1877 года, и как раз тоже бакинцами. Шесть рот бакинцев повторили на Далангезе подвиг горталовского батальона, отбив штыками, немногочисленными гранатами и камнями восемь атак турецких аскеров. И лишь известие, что русские уже на улицах города, заставило турок поспешно отступать. Но далеко они не ушли, Сибирская казачья бригада конной атакой добила остатки уходящего полка.
Не задерживаясь, Юденич погнал дальше, вглубь Анатолии, расстроенного и ошеломленного неприятеля. Преследование – в метель, стужу и без дорог длилось еще пять дней. После второго сокрушительного поражения остатки Третьей армии можно было свести в неполную дивизию. Тысячи дезертиров скитались по окрестностям, стараясь уйти подальше от опасностей фронта. Если бы не усталость солдат и критическое состояние с боеприпасами, Кавказский фронт мог бы захватить и саму древнюю столицу осман Ангору (Анкару). Но наступление выдохлось, упершись не в стойкость обороняющихся, а в недостаток снабжения. К тому же на германо-австрийском фронте началось крупное наступление противника, заставившее бросить все резервы на его отражение.
Через неделю в Эрзерум прибыл граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, наместник Кавказа. Подойдя к выстроенным войскам, он снял с головы папаху, повернулся к Юденичу и поклонился ему до земли, а затем обернулся к войскам и крикнул: «Герою Эрзерума генералу Юденичу – ура!»
Дружное «ура!» огласило захваченную турецкую крепость.
Из Эрзерума Илларион Иванович телеграфом сообщил Императору Николаю II свое мнение о генерале Юдениче: «Заслуга его велика перед Вами и Россиею. Господь Бог с поразительной ясностью являл нам особую помощь. Но, с другой стороны – все, что от человека зависимо, было сделано. Деве-Бойна и Эрзерум пали благодаря искусному маневру в сочетании со штурмом по местности, признанной непроходимой. По трудности во всех отношениях и по результатам, взятие Эрзерума по своему значению не менее важно, чем операции, за которые генерал-адъютант Иванов и генерал-адъютант Рузский были удостоены пожалованием им ордена Святого Георгия Второй степени. Моя священная обязанность доложить об этом Вашему Императорскому Величеству. Просить не имею права…»
Ответная телеграмма гласила: «Очень благодарю за письмо. Ожидал вашего почина. Награждаю Командующего Кавказской Армией генерала Юденича орденом Святого Георгия Второй степени. Николай». Официальное сообщение, отредактированное генералом Алексеевым, пришло еще через неделю:
«Государь Император Всемилостивейше изволил пожаловать командующему Кавказской Армиею Генералу от Инфантерии Николаю Юденичу орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия Второй степени, в воздаяние отличного выполнения при исключительной обстановке боевой операции, завершившейся взятием штурмом Деве-Бойнской позиции и крепости Эрзерум».
