Ах, ресторан ВТО! Замечательное место на улице Горького. Закрытый клуб, где собирались артисты, режиссеры, драматурги и театральные деятели. В те дни завсегдатаем его был высокий, интересный, прекрасно одетый человек. Некто Калашников Алексей Федорович. На лацкане дорогого костюма носил мхатовскую «чайку» и считался известным театральным деятелем. Его знали и все постоянные посетители. Уважали за широту и умение вести себя. А он невзначай заводил разговор о крупных артистах, интересовался, как они живут и сколько зарабатывают. Актеры – народ беспечный и открытый. Много интересного узнал от них Алексей Федорович. Особенно о мехах и бриллиантах театральных звезд.
Квартиру знаменитой балерины Екатерины Гельцер в Брюсовском переулке взяли профессионально. Дверь открыли подбором ключа, украли только уникальные бриллианты, две дорогие шубы и палантин из чернобурых лис.
Дело взяли на контроль в горкоме партии. Ежедневно в МУРе накалялась «вертушка» комиссара Парфентьева. Он старался реже бывать в своем кабинете.
Были разосланы ориентировки во все комиссионные и скупки драгоценностей, сориентированы ломбарды. Оперативники ежедневно трясли спекулянтов из Столешникова, с Трубной, Сретенки. И вдруг один из агентов сообщил, что скорняк Буров, живущий в Столешниковом, приобрел похожие по описанию шубы.
Когда Чванов приехал к Бурову, тот запираться не стал. Да, купил шубы у директора комиссионки на Сретенке.
Когда директора «выдернули» в МУР, шубы уже опознала Гельцер. Директор покаялся. Купил, чтобы заработать немного, а принес ему шубы человек солидный, уважаемый, крупный деятель театральный, по имени Алексей Федорович, с которым он познакомился в ресторане ВТО.
Тот сказал, что вещи его, а тут деньги понадобились.
– Где он живет? – спросил Чванов.
– Не знаю, но его любовница работает администратором в кинотеатре «Экран жизни» на Садовом.
За администратором установили наблюдение, а через два дня появился и сам театральный деятель: был он одет в ратиновое, модное тогда пальто с шалевым воротником из дорогого меха, в шапке-пирожке. Шел степенно, как и полагается деятелю искусства.
Его взяли в вестибюле кинотеатра, прихватили и администратора, и повезли на Соломенную Сторожку, где проживал у любовницы театральный деятель.
Там нашли палантин и драгоценности.
Работник искусства оказался крупным вором-домушником из Ленинграда. Для закрепления показаний его повезли на квартиру к Гельцер.
– Ну вот, – сказал балерине Чванов, – все вещи вам вернули.
– Не все.
– А чего нет?
– Диадемы! Ее мне после спектакля преподнес президент Франции.
– Где диадема, Алексей Федорович? – повернулся Чванов к задержанному.
– Это какая? Вроде короны? Так это же туфта театральная. Я ее в сугроб у дома выкинул!
– Ей же цены нет!!! Там десять огромных бриллиантов! – Балерине стало плохо.
– Как бриллиантов! – ахнул вор и схватился за сердце. Пришлось оперативникам оказывать срочную медицинскую помощь обоим.
Вор показал место, где он выкинул диадему. Три часа оперативники и вызванные на помощь милиционеры из отделения перекапывали снег во дворе. И когда надежды уже не осталось и начало темнеть, в жухлом снегу сверкнули бриллианты.
Сегодня произошел некий литературный прорыв. Все нынешние эстрадные звезды начали писать о своем творческом пути.
Как-то я купил книгу Михаила Шуфутинского. Она была богато иллюстрирована. Я рассматривал фотографии и вдруг на одной из них узнал снятого в Сан-Франциско своего хорошего знакомого. Человека, которого я прекрасно знал по московскому Бродвею. Звали его Миша, он был утомлен незаконченным высшим образованием в Плехановском институте. А славен тем, что бесконечно разрабатывал планы добычи денег полукриминальным путем.
Однажды, после Олимпийских игр в Хельсинки, где наши боксеры получили «серебро» и «бронзу», он предложил нам денежное дело.
Нужно было выступить в нескольких московских крупных гастрономах.
Миша организовал встречи боксеров – призеров Олимпиады с уставшими от борьбы с ОБХСС работниками прилавка.
– Кто будет выступать? – поинтересовался я.
Мне хотелось пойти, чтобы встретиться с Тишиным, Медновым, Толстиковым.
– Их не будет, – таинственно сказал Миша, – вместо них будете выступать вы. Мне умельцы изготовили олимпийские медали. Наденете их на шею, и ты станешь Медновым, Трынов – Тишиным. Получите хорошие башли. Всего страху-то два часа.
Мы отказались, а предприимчивый Миша нашел-таки других «призеров» Олимпиады.
Он провел несколько встреч, прилично заработал, но дело кончилось скандалом и фельетоном в «Вечерке». С той поры мы стали относиться к нему настороженно и с некоторым подозрением.
Поэтому, когда он попросил меня и Бондо Месхи принять участие в розыгрыше, мы наотрез отказались. Тем более что нам нужно было нарисовать на руках фальшивые татуировки.
Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».
Им действительно ничего не надо было делать.
Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.
Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме.
Тот внимательно оглядел татуированных. А потом ушел вместе с Мишкой.
Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что это была за афера.
Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили с прокатными холодильниками.
Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «москвич».
Друг наш Миша имел узкую специализацию, он помогал истомленным дефицитом соотечественникам приобретать холодильники.
Утром он с товарищами обходил московские пивные точки, искал похмельных безденежных алкашей, брал у них за пару бутылок паспорт «напрокат». Получал в пункте проката холодильник, продавал, а паспорт возвращал владельцу.
Но вернемся к нашим татуированным друзьям. Лихой оперативник нарисовал мне эту леденящую душу картину.
Жил да был в Москве директор мебельного магазина. Перевыполнял план, висел в торге на Доске почета и, конечно, не забывал себя.
Торговля мебелью всегда считалась у торгашей Клондайком.
Однажды он узнал, что его зам прокручивает дела и не отстегивает ему долю. Более того, негодяй зам начал спать с женой шефа.
