– Что?
– Полезай! – женщина распахнула заднюю дверцу и впихнула девушку внутрь.
Сама она села за руль, запустила двигатель и включила печку на полную мощность.
– Ну, что с ним? – деловито спросила она.
– Не знаю, – Шерстка устроилась на корточках в тесном промежутке между передним и задним сиденьем.
– Не сдирай иней! Кожу сорвешь. Сейчас воздух прогреется и все сойдет.
– Кажется он дышит, – Шерстка приложила ухо к самым губам Олега.
– Даже если бы не дышал, ничего страшного. На таком морозе состояние клинической смерти здорово удлиняется. Вот-вот подойдет «скорая» вколят камфору в сердце и оклимается твой бедолага.
– Ты что, врач? – удивилась девушка.
– Ну, не врач, понятное дело. Когда-то работала санитаркой на станции скорой помощи.
Шерстка не стала развивать тему, вместо этого она принялась стягивать с себя шубку.
– Что ты делаешь? – строго спросила Кира.
– Хочу укрыть.
– Вот ненормальная! Шуба сама по себе не греет! Она только удерживает имеющееся тепло. Ничего не делай, подожди когда воздух прогреется.
– Может ему коньяк влить в рот?
– Подавится, – отвергла идею Кира. – Подвинься, я попробую пульс нащупать.
Женщина потянула к себе окоченевшую руку Олега и ухватилась пальцами за запястье.
– Частый, наполнение слабое. Хреновое дело.
– Где же «скорая»? – из глаз Шерстки снова потекли слезы.
– Адреналин бы ему вколоть… – Кира мечтательно потерла переносицу и сняла шапку, отбросив ее на сиденье. – Или поднять уровень…
Она сощурилась и внимательно оглядела девушку.
– Буди, – коротко приказала она.
– Как? – испугалась Шерстка.
– Как угодно! Тереби, бей по щекам.
Шерстка испуганно закусила губу и со всего маху влепила Олегу пощечину.
– Вставай! – попросила она.
– Активнее, активнее!
Девушка дважды повторила реанимационный прием, затем схватила Олега за плечи и потрясла, выдавивив из него невнятный стон.
– Просыпайся же! – твердила она. – Не спи, не спи!
Стало заметно, как под оттаявшими веками парня двинулись глазные яблоки. Губы задрожали, будто Олег пытался выговорить слово, но не мог.
– Оживает, – заметила Кира. – Все нормально. Главное не давай ему успокоиться и спать. Где эта чертова «скорая»?!
Ресницы Олега затрепетали, глаза широко распахнулись и в них явственно мелькнуло осмысленное выражение.
– Давай, давай! – Кира не позволяла остановиться. – Щипай, делай ему больно! Необходимо нагнать адреналин в кровь! Он что, ни разу тебя не обидел, не оскорбил, не сделал по-своему, когда ты хотела иначе? Представь, что у тебя появилась возможность поквитаться за все.
От приложенных в неудобной позе усилий Шерстка запыхалась. Олег постоянно пытался что-то сказать, но она не позволяла ему рта раскрыть, с новой силой обрушивая на него щипки и удары.
– А… – он все же выдавил из себя звук. – Хва-тит. Боль-но.
Девушка остановилась, с трудом переводя дыхание.
– Не прекращай! – предупредила Кира. – Боль, это его жизнь. Давай я его поколочу, если тебе жалко.
– Нет уж! – Шерстка от души влепила Олегу еще две пощечены. – Я сама.
Когда он начал сопротивляться активнее, пытаясь хватать кузину за руки, отталкивать и уворачиваться, Кира приказала прекратить избиение.
– Нормально, – оценила она успех реанимационных мероприятий. – Теперь надо возбудить переферийную сосудистую систему.
– Как? – Шерстка вытерла пот со лба.
– Растирай кожу. Лоб, щеки, руки, грудь.
Девушка попробовала разорвать ворот свитера на Олеге, но вязка оказалась прочной, не поддавалась.
– Есть ножницы? – обернулась она.
– Держи! – Кира рванула «молнию» на чехле маникюрного набора и протянула маленькие блестящие ножницы.
Шерстка подцепила несколько ниток, разрезала, а дальше дело пошло легче. Избавившись от свитера, она так рванула ворот рубашки, что несколько сорвавшихся пуговиц щелчками ударили в заднее стекло. Она начала растирать кожу Олега.
– Где мы? – уже совершенно осмысленно спросил он.
– В тепле, – выдохнула девушка. – Сейчас приедет «скорая» и все будет нормально. Как ты?
– Плохо, – признался Олег. – Дышать. Трудно.
Его зубы начали отбивать клацающую дробь.
– Похоже давление падает, – Кира перегнулась через спинку сиденья. – Шок от обморожения переходит во вторую стадию. Это самое страшное. Если за несколько минут не остановить процесс интенсивными мерами, начнется агония.
– Умираю? – Олег глянул Шерстке в глаза. – Жаль. Я хотел тебе сказать…
– Молчи! – крикнула Шерстка, непонятно кому. – Никто здесь не умрет! Никто!
Она сорвалась на визг, а потом заревела, громко всхлипывая, и утирая слезы.
– Трахнуть бы его… – задумчиво произнесла Кира.
– Что? – Шерстка утерла лицо и посмотрела на женщину.
– Трахнуть, – сухо повторила она. – Возбуждение, адреналин, наполнение пульса. В фашистской Германии проводили опыты по реанимации обмороженных. Контакт с женским телом давал удивительный результат.
– Но… – девушка запнулась от неожиданности. – Это поможет?
– Скорее всего. Для жены ты как-то странно реагируешь, честное слово.
– Нет, все нормально, – Шерстка сжала виски ладонями. – Уйди.
– Что?
– Выйди из машины!
– Но это моя машина! – возмутилась Кира и добавила уже спокойнее. – Черт возьми.
Она нахлобучила шапку на голову, распахнула дверцу и выбралась из машины.
– Черт возьми, – повторила она и толкнула дверь.
Снаружи ветер становился все злее, словно расстроился из-за упущенной человеческой жертвы. Кира подняла воротник и привалилась к покатому автомобильному боку, стараясь не коситься на то, что происходит внутри. Но все же иногда любопытство брало верх, особенно когда «Хонда» начинала покачиваться на пружинах амортизаторов.
Минуты через три по глазам ударили синие блики проблескового маячка «скорой». Кира постучала в стекло:
– Завязывайте! Бригада врачей прибыла.
Она вышла на середину дороги и помахала рукой, чтобы водитель знал, где остановится. Врач-мужчина и женщина-медсестра тут же выскочили на заснеженный асфальт.
