Стограммовый стаканчик водки прибавил Чернозубу решительности. Аржанова попросила его снять рубашку и лечь лицом вниз. Тут могучий украинец застеснялся. Предстать перед благородной дамой и ее служанкой с торсом, обнаженным до пояса, – на такой поворот в лечении он почему-то не рассчитывал. Анастасия деликатно отвернулась.
Почерневший вражеский свинец сидел неглубоко. Для начала она выбрала рану над правой лопаткой Чернозуба, взрезала ее скальпелем крестообразно, раздвинула края и наложила пинцет. Круглая пуля поддалась тотчас, но кровь, заполняя пустоту, полилась обильно. Глафира поспешно приложила тампон из корпии, смоченной спиртом.
Наверное, они немного ошиблись с анестезией. Ста граммов «огненной воды» для великана-кирасира оказалось совершенно недостаточно. Он не опьянел. Крепко обхватив диванчик, Чернозуб рычал, как зверь, скрежеща зубами. Молодая женщина, наклонившись к пациенту, положила холодную ладонь ему на воспаленный лоб. Он мгновенно притих, потом через силу улыбнулся.
Глава тринадцатая
Око за око
Утро нового дня выдалось пасмурным.
Ветер с севера дул всю ночь. Он принес низкие дождливые облака, и они щедро оросили старинную крепость водой. Скалы-уступы Чуфут-кале из светло-серых и желтоватых стали темно-серыми. Луговые альпийские травы на склонах долины Марьям-дере приникли к земле. Ореховые деревья, раскачиваясь под порывами ветра, осыпали горную дорогу тысячами холодных капель.
На этом ее повороте деревья расступались и образовывали широкую прогалину. Отсюда отлично просматривались Малые, или Южные, ворота, плотно закрытые, хотя время приближалось к десяти часам утра. Казы-Гирей остановил лошадь, поднес к глазам подзорную трубу и навел ее окуляр на ворота.
В поле зрения оказались сначала камни на дороге, затем – створка с черными полосами железа, и наконец – копье, воткнутое между двух небольших валунов, с насаженной на него головой Джихангир-аги. Рядом с ней, так же на копьях, торчали головы еще трех человек, вчера отправленных им в крепость. Двоюродный брат хана даже помнил их имена: Исмаил, Саадет, Айдер.
– Мында бир тюрлю ярдым этменин чареси ёк
[35]
, – пробормотал молодой татарин.
О том, что вчерашняя операция успехом не увенчалась, он знал. Черкесы вернулись в Бахчисарай, так и не дождавшись открытия ворот. Рамзан Аблоев, чеченец, командовавший ими, рассказал Казы-Гирею о стрельбе, которую они слышали внутри крепости, о столбе дыма, поднявшемся над ее стенами. Но все же резидент турецкой разведки в Крыму ожидал другого исхода. Ведь обычно хитрому Джихангир-аге удавалось выкручиваться, выходить сухим из воды: в нужное время отступить, где-нибудь спрятаться, обмануть противника в процессе переговоров.
Казы-Гирей снова взялся за подзорную трубу и отрегулировал ее на максимальное увеличение. Оптика приблизила все предметы у ворот словно бы на расстояние вытянутой руки. Он увидел пулевое отверстие над переносицей турка, капли воды, стекающие по его одутловатым, уже пожелтевшим щекам, остекленевшие глаза, густые черные усы, испачканные в пыли теперь нелепо торчащие.
Их знакомство продолжалось несколько лет.
Первая встреча произошла в Стамбуле. Затем Джихангир-ага приехал в поместье под городом Виза, где Казы-Гирей жил у своего старшего родственника, шестидесятилетнего Селим-Гирея, дважды всходившего на престол в Крымском ханстве, но оба раза ненадолго: два года и год.
Бывший хан не обнаружил ничего симпатичного или приятного в этом человеке. Появись он в Бахчисарайском дворце во время его правления, то наверное, тучного, горбоносого турка, не очень опрятно одетого, не пустили бы дальше Посольского дворика. Там слуги определяли, кто из чужестранцев достоин встретиться с правителем, а кто – нет. Однако и дворец, и Посольский дворик находились чрезвычайно далеко от поместья в Визе. Обоим Гиреям пришлось выслушать сотрудника «МУХАБАРАТА» со всей внимательностью и терпением.
Дело в том, что после 1774 года, когда Крымское ханство получило независимость от Турции, а русская армия остановилась у самых его границ, положение Гиреев при султанском дворе сильно пошатнулось. Больше они не могли каждый год посылать в Стамбул свой традиционный подарок – сто молодых и красивых невольников и невольниц, захваченных в северных землях. Не могли и выставлять по первому приказу султана многотысячное конное войско для его завоевательных походов. Из представителей могущественного и древнего рода, правящего богатой провинцией, превратились они в бедных родственников, проживающих в крае, охваченном смутой.
Правда, Гиреям все так же принадлежали поместья в турецких городах Виза, Янболу, Сарадж-Эли, Су-Баши, Чатарджи. Но прежнего величия и богатства не было. Иссяк источник, почти два столетия щедро питавший их фамильное достояние, – разбой и работорговля. Русские научились защищать свою страну от опустошительных крымско-татарских набегов.
Последним удачный поход за «ясырем» в Россию совершил в 1769 году как раз отец Казы-Гирея – хан Кырым-Гирей, которого народная молва нарекла богатырем, смелым воином, мудрым правителем. Основания для того имелись. Через Чонгар он пригнал на полуостров примерно восемнадцать тысяч пленников и с выгодой продал их. Денег хватило на украшение ханского дворца в модном стиле «рококо», на возведение в Бахчисарае красивейшей мечети «Ешиль-Джами», на постройку мавзолея для его любимой жены Диляры Бикеч с необычным фонтаном под названием «Сельсебиль» (сейчас больше известен, как «Фонтан слез», воспетым А. С. Пушкиным. – А. Б.)
Но на пятьдесят втором году жизни крымский герой внезапно скончался. Самому младшему из его сыновей, Казы, рожденному шестой женой, по происхождению грузинкой, едва исполнилось двенадцать лет. Ранее с отцом он виделся мало. Теперь получил возможность, размышляя о своем будущем, бывать на ханском кладбище при дворце и читать поэтическую надпись на роскошном мраморном надгробии: «Он, Аллах, всегда жив, вечен! Война была ремеслом знаменитого Кырым-Гирея-хана; глаза голубого неба не видали равного ему. Так как он из этой суетной столицы выехал, то да будет, по воле Вселюбящего, ночлегом его приют вечности…»
[36]
Затем они с матерью перебрались из Крыма в Турцию. Образование Казы-Гирей получил в медресе при мечети Ени-Джами, построенной в центре Стамбула в XV веке. Это учебное заведение посещали только дети придворных. Там преподавали Коран, историю ислама, географию, астрономию, арабский и французский языки, основы военных знаний. Однако младшему сыну хана лучше всего давались спортивные упражнения, вроде игры «джеррит» – метание на всем скаку с лошади коротких копий в цель.
Дядюшка Селим побеспокоился о его трудоустройстве и добился приема у монарха. Случилось это 27 мая, в день рождения пророка Мухаммада. Повелитель всех правоверных Мустафа III устроил праздник по случаю обрезания своего сына. Вместе с принцем обряду подверглись еще пятьсот знатных юношей, и Казы-Гирей попал в их число. Тогда султан милостиво сказал представителю рода Гиреев несколько слов.
