Кухарский, коему горничная не давала напитка с беленой черной уже два дня, почувствовал себя гораздо лучше. Камердинер Ян, шнырявший по всему дому, доложил своему господину, что русские явно готовятся к какому-то новому действию. Польский дворянин вышел из спальни в халате и с повязкой на голове, но вид имел боевой и к Аржановой пристал с расспросами. Она отмахнулась от него, сказав, что сначала должна переодеться.
Через полчаса он увидел ее в роскошном кремовом платье, в длинных перчатках того же тона, с кремовым веером, расшитым коричневыми и желтыми узорами в китайском стиле. Пан Анджей, не лишенный остроумия, всегда называл этот наряд «любезной сестрицы» охотничьим. На кого сегодня вечером будет охоться несравненная княгиня Мещерская?
– На инженер-майора Клаве, – ответила она, придирчиво оглядывая себя в зеркале.
– Разве он не придет сюда? – спросил Кухарский.
– Придет, – солгала она. – Но позже. Готовьтесь проверять чертежи.
– Значит, план, предложенный мною, близок к осуществлению?
– Да, конечно, дорогой брат.
– Желаю удачи, ваше сиятельство! – он поклонился ей.
– Вот именно – удачи…
Вместе с Анастасией, уже надевшей накидку из собольего меха, в прихожей стояли корнет Чернозуб и Сергей Гончаров. Казак Полтавской губернии держал в руках корзину. В ней находились два свежеиспеченных пирога, больших, толстых, жирных, но с разными начинками – мясной и ягодной, – а также два фаянсовых вместительных кувшина с разного цвета крышками, голубой и бежевой. В одном плескался «сонный эликсир» для слуг француза, в другом – обычная сливовая наливка. Его-то и следовало оставить на квартире Лафита Клаве, но первый – обязательно унести с собой.
Белому магу, опять одетому в лакейскую ливрею и перчатки, курская дворянка поручила нести за собой коробку с подарками. Это были восковые цветы в крохотной вазе и фарфоровая куколка величиной не более пятнадцати сантиметров в кружевном платье. Лафит Клаве описывал Ванде Кухарской свою покойную возлюбленную, и по этим описаниям куколка напоминала Луизу: светлые вьющиеся волосы до плеч, голубые глаза, идеально правильные черты лица. Кроме того, в коробке стояли две одинаковые небольшие граненые фляжки с коньяком. Их горлышки украшали бантики из шелкового шнура. В ту, что с красным бантиком, Глафира добавила опий. Фляжка с синим бантиком никаких добавок не имела. Аржановой, как и Чернозубу, предстояло оставить ее на столе, а зелье унести.
Видя, что все собрались, горничная достала из тайника их походную православную икону святого Николая Чудотворца. На виду в доме они держали только католические кресты, ходили в католический храм на территории Галаты вместе с французами. В душе русские молили Господа Бога, чтоб он простил им таковое прегрешение, невольное, обстоятельствами службы вызванное. В решительный час они захотели увидеть лик святого Николая, его руку, поднятую для благословения, книгу, содержащую слово Божье. Глафира трижды осенила их этой иконой и наизусть прочитала особую молитву, для воинов, идущих в бой:
– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своими осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и от беса полуденного. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши…
Они трижды перекрестились, склонили головы и помолчали, каждый думая о своем, ибо слова молитвы точно описывали их ближайшее и последующие деяния. Аржанова вздохнула, окинула взором собравшихся в прихожей и произнесла тихо:
– Ну, с Богом, други мои!..
Нельзя сказать, чтоб инженер из Марселя придавал большое значение вечерней встрече с Кухарской. Он не являлся человеком сентиментальным или суеверным, размышляющим над мелочами бытия. Глубокое и всестороннее изучение точных наук, а также успешное применение их на практике не способствует возникновению суеверий. Потому его знали в Галате как расчетливого, трезвомыслящего, холодного дельца. Брешь в подобном образе пробивала лишь привязанность к юной возлюбленной, погибшей так рано и по воле злого отца. Но это Лафит Клаве скрывал от окружающих.
Зачем он рассказал молодой польке историю про свою юношескую любовь?
Во-первых, она была точно с другой планеты и совершенно не имела ничего общего с людьми французской колонии в Стамбуле. Во-вторых, ее характер и поведение в чем-то перекликались с его воспоминаниями о Луизе. В-третьих, ее красота не могла остаться без внимания настоящего кавалера.
В холостяцкой квартире инженер-майора оба его слуги наводили порядок с утра. Насчет ужина никаких распоряжений не поступало, ужинать в восемь часов, по мнению Клаве, было поздно. Тем более, что повара он из соображений экономии не держал. Обеды заказывал в соседней харчевне, вино – в погребе у греков, десерт – в кондитерской Моресмо, располагавшейся в Пере, другом районе Стамбула, населенном христианами. Основное угощение сегодня заключалось во вчерашних булочках с марципаном, чае и фруктах.
Таким образом, два пирога пришлись как нельзя кстати. Чернозуб сразу понес их в лакейскую. Аржанова и Гончаров пошли в кабинет хозяина. Подарки растрогали инженер-майора. Он поставил куколку рядом с портретом Луизы, увидел, что сходство определенно есть, и с искренней благодарностью поцеловал курской дворянке руку. Белый маг тем временем разлил коньяк по серебряным кубкам, найденным им в шкафу, и подал напиток Лафиту Клаве и Анастасии Аржановой.
Хозяин кабинета вместе с гостьей его выпили и сели в кресла у камина. Француз предложил Флоре посмотреть книгу басен Лафонтена, некогда подаренную ему Луизой. Надпись на титульном листе, хотя и выцвела, но кое-как прочитывалась: «Единственному и дорогому возлюбленному Лафиту дарит эту книгу Луиза в память о вечном чувстве, связывающим наши сердца. Пусть никогда не погаснет солнце, освещающее нашу дорогу к счастью!»
Пока Аржанова не спеша перелистывала пожелтевшие страницы, Клаве стал рассказывать ей о детских играх и забавах, которым они предавались вместе с Луизой, однако рассказа не закончил. Голова его склонилась на грудь, он привалился к спинке кресла и закрыл глаза.
– Приступайте, Сергей Васильевич, – обратилась Анастасия к колдуну.
Очень осторожно они передвигались по квартире инженер-майора, превратившейся в сонное царство. Сначала обследовали его конторку и все ящики в ней, набитые какими-то математическими расчетами, черновыми записями и рисунками, ничего интересного в них не нашли и аккуратно положили на место. Рядом стоял чертежный стол с несколько наклоненной доской. Полки под ним заполняли рулоны как чистой, так и исчерченной карандашом ватманской бумаги.
– Не то, – махнул рукой белый маг.
Аржанова и сама видела, что нужных им материалов здесь не попадается. А время шло. Она взглянула на часики-кулон, висевшие на длинной золотой цепочке у нее на груди. Они показывали начало девятого.
