– Это бог Еро послал волчицу, – и добавил многозначительно: – значит, скоро все закончится…
– Что значит – «закончится»? – с недоумением спросил Хуберт.
Но Скуманд ничего не ответил; закрыв глаза, он снова погрузился в пограничное состояние между сном и явью…
Ответ на заявление Скуманда и впрямь пришел очень скоро – спустя двое суток. В одну из ночей, ближе к утру, менестрелю почему-то вдруг стало неуютно на своей постели, хотя он притащил в пещеру несколько охапок древесных веток с листьями, прикрыл их толстым слоем травы, и ложе каждого беглеца стало почти как мягкая кровать какого-нибудь знатного вельможи. Хуберт повернулся на другой бок, при этом слегка приподняв веки, и тут же подхватился, будто его укололи шилом, – костер, который ночью обычно едва тлел, пылал так ярко, что в пещере стало светло, как днем!
Менестрель поднял голову – и обомлел. Пещера полнилась разрисованными варварами в звериных шкурах, и все они держали в руках короткие копья, которые были нацелены ему в грудь.
Глава 17
Сражение с поляками
Взиу-у… Взиу-у… Взиу-у… Звонкий звук струны ворвался в сновидения Хуберта и заставил его проснуться. Он скосил глаза и сказал:
– Кыш, постреленок!
Мальчик пяти-шести лет, которого очень заинтересовал музыкальный инструмент менестреля и который теребил струны лютни, шмыгнул, как белка, к выходу, и в хижине, куда определили Хуберта и отца Руперта, снова воцарилась относительная тишина, которую нарушали лишь назойливые мухи и жуки-древоточцы, приступившие к утренней трапезе. Менестрель потянулся и снова закрыл глаза, но приятные сновидения уже улетучились, уступив место воспоминаниям.
Варварами, пробравшимися ночью в пещеру бардзуков, оказались дайнавы, соплеменники Скуманда. Они и впрямь наводили жуть своим видом – разрисованные разными красками, с минимумом одежды, главным предметом которой были звериные шкуры, вооруженные устрашающего вида дубинами и копьями… Как потом выяснилось, дайнавы брали в поход звериные шкуры в качестве постели, чтобы не спать на сырой земле, так как оставлять следы бивака в виде ложа из травы или хвороста было опасно.
Вместе с воинами за Скумандом пришел и старик в черной длиннополой одежде, подпоясанной белым поясом, – точно такой, как и та, что носил юноша. Он долго колдовал над больным, выгнав всех из пещеры, а затем приказал соорудить носилки, и отряд где быстрым шагом, а где бегом, если позволяла местность, направился в селение, которое, к большому удивлению Хуберта, оказалось настоящей крепостью.
Нужно сказать, что какую-то часть пути ему и монаху пришлось проделать с завязанными глазами. Это делалось из разумной предосторожности – чтобы они не запомнили путь к селению дайнавов.
Как выяснилось, варвары, какими германцы считали все прибалтийские народы, жили не хуже зажиточных крестьян Западной Европы. Селение было чисто убрано, дорожки подметены и посыпаны крупнозернистым речным песком, как перед праздником, нигде не валялось разное барахло, рубленые домики были хоть и небольшими, но аккуратными, их украшала вычурная резьба, а сами дайнавы одевались пусть и не очень притязательно, но вполне прилично. Оказалось, что воины и охотники племени раскрашивали свои тела не из-за того, что были дикарями, а по той причине, что на фоне леса они мигом пропадали из виду, будто растворялись в зарослях. Воина-дайнава можно было заметить в лесу или на луговине, лишь наступив на него ногой.
Одежду дайнавы шили преимущественно из льняных и шерстяных тканей; платье из шерсти носили в основном мужчины, а полотняное – женщины и дети. Кожаными были только сапожки, и то лишь у воинов. Остальные – в том числе жрецы и старейшины – носили в селении вязаные шерстяные чулки до колен и лапти, сплетенные из лыка. В отличие от Германии по одежде нельзя было понять, кто из дайнавов богатый и знатный, а кто живет бедно. Все одевались одинаково просто. Лишь жрецов можно было узнать по их черной одежде, похожей на сутану монаха, только обшитую по краю белой каймой. Да вождь носил на шее серебряный чеканный обруч – гривну, знак его власти.
У дайнавов мужского пола волосы были длиной до плеч, иногда их сплетали в косицы, бороды большинство мужчин брили, но почти все носили вислые усы (за исключением совсем молодых, у которых над верхней губой рос мягкий пушок). Юные дайнавы вместо штанов надевали короткие – до колен – юбки, а мужчины носили узкие брюки и длинные рубахи навыпуск с широкими манжетами. Обычно рубаха вокруг шеи обшивалась тесьмой, сотканной из разноцветных нитей, а на груди скреплялась бронзовой застежкой. Повседневные пояса для подпоясывания рубах плели из липового лыка, а праздничные были сделаны из кожи. Они застегивались на серебряные или бронзовые пряжки.
В общем, с помощью одежды не было нужды указывать на свое богатство, потому что и так все точно знали, кому повезло в последнем набеге и кто получил значительный доход от продажи шкур и мехов, добытых на охоте. Ведь получение высокого звания и уважение в обществе в значительной мере зависело от воли старейшин и жрецов и признания со стороны племени – независимо от одежды, в которой ходил человек.
Каждый старался сохранить в своем личном имуществе предметы большой ценности, зная, что после смерти все они будут сложены в его могилу, и вместе с ними он отправится в страну мертвых, потому что какое состояние досталось человеку здесь, на земле, таким оно будет и после воскрешения в будущей жизни. Поэтому каждый заботливо накапливал самую лучшую и дорогую одежду, редко ее используя и защищая от разрушения не для того, чтобы внушать уважение соседям, а дабы после смерти достойно предстать перед предками.
А еще для монаха и менестреля в племени дайнавов явилась открытием, потрясающим воображение, ежедневная баня. Она была насущной потребностью и для мужчин, и для женщин – как для горького пьяницы крепкое пиво. Скуманд утверждал, что баня выгоняет из тела болезни и продлевает жизнь. Конечно, дайнавы купались летом и в реке, но эти купания не могли заменить потребности разогреться паром и обмыться горячей водой. В бане совершались какие-то священнодействия, но об этом из Скуманда не удалось вытянуть ни словечка.
С удивлением отец Руперт и менестрель узнали, что в селении никогда не было никаких заразных болезней, тем более мора, который в Европе уничтожал целые города. Обычно мужчины погибали в набегах или на войне, но если кому сопутствовала удача, тот доживал до глубокой старости в отличном здоровье. Женщины жили немного меньше из-за тяжелой повседневной работы, но чаще всего они умирали молодыми, при родах. А уж знахарей у дайнавов, способных выгнать почти любую болезнь из тела, было хоть пруд пруди.
Хуберту, который от нечего делать часами наблюдал за повседневной жизнью селения, казалось, что он очутился в большом муравейнике. Ему ни разу не попался на глаза какой-нибудь бездельник. Все что-то тащили, везли, строгали, копали, ткали, тачали обувь, выделывали шкуры, делали пиво в больших бочках, кузнецы звонко били молотами, время от времени возвращались охотники с добычей, и тогда жгли большие костры, на которых жарилась дичина для всего селения…
