Тротуары были запружены народом. По проезжей части неспешно катили разнообразные повозки. Тут вам и телеги, нагруженные баулами, и пролетки, и даже карета из погребальной конторы, выкрашенная в черный цвет. Кучер был бородат, весел и пьян. Видно, последний «пассажир» был довольно богат, что отразилось на щедрости его наследников…
Пусть история и не выглядела героической, но и я, как ни крути, совершенно не похож на героя. Дела, порученные мне Ростовским и Михалычем, подходили к завершению, и можно было покинуть Брикстоун. Приобрел билет на пароход, а последний вечер провел в номере гостиницы. Валялся на кровати и пялился в ободранный потолок. Мечтал? Пожалуй, что нет. Я не умею мечтать. Разучился.
49
Весенний Форт-Росс сильно отличался от зимнего. Количеством людей, разноязычным многоголосием и горящими глазами новых переселенцев, которые рвались на север. Туда, где находились золотые прииски, – предел мечтаний для тех, кто был готов поставить на кон все, и даже собственную жизнь, если понадобится. Нет, не осуждаю. Их право. Право жить и право умирать.
Город был забит старателями, которых впору сравнить с опустошающей поля саранчой. На пристани лежали тысячи ящиков, тюков, баулов. Трепетали на ветру навесы из парусины. Лаяли собаки. Судя по всему, этих привезенных шавок собирали по всем закоулкам Вустера и Брикстоуна. Со здешними псами не сравнить. Эти сгодятся разве что на корм, если голод подопрет. Разномастные палатки и десятки костров, что горели на пустыре, отведенном под временный лагерь переселенцев. Боюсь представить количество людей, собравшихся на этом клочке земли. Толпы. На улицах не протолкнуться, а торговые склады не справлялись с количеством покупателей.
Я прибыл в Форт-Росс вчера вечером. Прибыл – и сразу окунулся в круговерть новостей и событий. Во-первых, не нашел в гостинице Брэдли. Во-вторых, уже через несколько часов после приезда получил короткое письмо от есаула – порученца статского советника.
Марк снял комнату в частном доме. Нашел, так сказать, более удобное пристанище для своей раненой тушки, нежели гостиница. Не знаю, как это произошло, но Лука Фомич, когда я попытался завести разговор на эту пикантную тему, только улыбнулся и покачал головой. Брэдли переселился к той самой вдовушке, с которой познакомились после заварушки в питейном заведении. Марьяна Минаевна Корсакова-Бердяева. Если интуиция меня не подводит, то у нее есть все шансы стать Марьяной Минаевной Брэдли. Или Корсаковой-Бердяевой-Брэдли? Увы, я не силен в этих тонкостях.
Если честно – был искренне рад. Марк стремительно поправлялся и был готов к новым подвигам, которых пока не намечалось. Кроме аудиенции у господина Ростовского, которая была назначена через три дня. Сам факт, что нас ожидают в Управе, а не на конспиративной квартире, говорил о многом. Значит, ряды чиновников уже изрядно подчистили. Пусть и не всех, но многих. Быстро они. Без церемоний.
– Слухи разные ходили… – сказал Марк, будто угадал мои мысли.
– Ты опять о делах?
– Мне было скучно лежать и смотреть в потолок.
Мы сидели в небольшом кабачке рядом с пристанью. Выбрались на свежий воздух, чтобы поговорить без свидетелей и обсудить планы на ближайшее будущее. Брэдли был еще слаб, но жутко злился, если кто-то советовал лежать и набираться сил. Это не тот человек, чтобы валяться на пуховых подушках.
– Что говорили? – спросил я и отхлебнул пива.
– Ничего особенного, – отозвался Марк, – взяли девять чиновников и одного директора департамента.
– Изрядно, изрядно… – протянул я и усмехнулся.
– Двух взять не успели.
– Убежали?
– Нет. Застрелились в своих кабинетах.
– Их кто-то предупредил?
– Один из местных приставов. Убит при задержании.
– Значит, не зря в Вустер съездили…
– Не зря, – устало кивнул Брэдли. Потом подозвал официанта и коротко бросил: – Uodki.
– Может, не стоит?
– Помянем Стива Палмера. Это и его победа. Он был хорошим парнем. Хоть и бабником.
Победа? Как вам сказать… Да, конечно, это была победа. Пусть и с привкусом горечи, но победа. К смерти нельзя привыкнуть. Каждый погибший друг забирает с собой частичку вашей души, оставляя взамен тяжелую горечь памяти. Со временем она становится легкой скорбью, которая отразится в ваших глазах при упоминании его имени.
Два дня пролетели незаметно. Сходил в банк, магазин, оружейную и седельную лавки. Вещи-то сгорели. Пришлось изрядно потратиться, чтобы купить все необходимое. Одежду, новую винтовку и походный скарб. Даже лошадей с Брэдли присмотрели. Тем более что нам их надо целых четыре. Двух для себя и двух для Михалыча и Челищева. На собаках летом не особо покатаешься, а концы здесь длинные…
Аудиенция началась в полдень и продолжалась около двух часов. Полагаю, что вы без особого труда догадаетесь о содержании этой продолжительной беседы. Выражаясь строгим языком протоколов: подвели итог вустерской операции, сделали выводы и даже оговорили возможные перспективы. Какие? Моего сотрудничества с департаментом Казначейства.
Я смотрел на статского советника и удивлялся. Искренне удивлялся. Он ведь не лукавил, когда говорил о таких забытых в нашем мире вещах и понятиях, как честь, достоинство и преданность Родине. Редкий тип служаки. В этих словах не было лживого пафоса, которым часто прикрывают внутреннюю пустоту и лицемерие. Вы можете не поверить моим словам и усмехнуться. Ваше право. Говорю о том, что видел.
– Завтра отбываю в столицу для доклада о проведенной кампании, – продолжал статский советник. – Кроме того, как мне сообщили, я могу надеяться на высочайшую аудиенцию. Надеюсь, что его императорское высочество будет доволен русскими людьми, которые вдали от родины не забывают о будущем Российской империи.
Наконец наш разговор подошел к завершению, и я вышел на свежий воздух. После меня в кабинет Ростовского отправился Марк Брэдли. Я дошел до площади и сел на лавочку. Сегодня чертовски хороший день. По-весеннему теплый, но без удушливой жары южных земель. Открыл конверт, полученный от статского советника, и увидел именной чек на одну тысячу рублей. Изрядная сумма. Даже для богатых русских земель. Второй конверт остался лежать на столе Ростовского. Для Марка Брэдли.
Примерно через час из здания вышел Марк. Он сделал несколько шагов, остановился и оглянулся, будто не верил, что вырвался на свободу из тесноты этих казенных кабинетов. Немного постоял, сбил шляпу на затылок и направился ко мне.
– Ты чего так долго?
– Ну… – промычал он и замолчал. Несколько секунд Брэдли сопел, потом полез в карман за сигарой. Долго и очень старательно обрезал кончик, потом так же медленно прикуривал. Я не торопил. Куда нам торопиться? В этой «симфонии» мы свое отыграли. Почти отыграли. Наконец он прикурил и выпустил клуб дыма.
– Мне… – как всегда растягивая слова, начал он. – Мне предложили место шерифа.
