Михалыч отвел взгляд в сторону и нехотя, после долгой паузы, выдавил:
– Была попытка переправить сюда людей из нашего мира.
– Надеюсь, удачно?
– Нет.
– Что пошло не так?
– Там была каша… Такое чувство, что капсулы попали под пресс, а потом их пропустили через огромную мясорубку. Когда прибыл на место, там уже крутилась стая волков. Наших парней… Их тела… Фарш… Мясо было разбросано по всей поляне.
– Кто был в этой капсуле?
– Ты их не знаешь. Два парня из команды дублеров.
– Земля им пухом… Почему это случилось?
– Понятия не имею. Разве что…
– Не тяни.
– Капсула была новой системы – двухместная. Возможно, в этом и была причина аварии.
– Как это все не вовремя…
– Центр приостановил работу до выяснения всех причин.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
Он стоял напротив меня и молчал. Давить и расспрашивать не хотелось, но у меня не было иного выбора.
– Скажи, Михалыч, с какой это радости вы с Челищевым меня в мертвые записали?
– Так это… долго не было, мы и подумали… Не дай бог, конечно…
– Ты понял это потому, что я вырезал и уничтожил маячки. Это значит, что у тебя есть пеленгатор или ты поддерживаешь связь с Землей.
Михалыч долго молчал, но потом все же признался:
– У меня есть почтовые капсулы. Маленькие. Не более пятисот грамм груза. Запускаешь встроенный маячок и уходишь. Центр забирает их автоматически. Получение – по графику и сигналу на вживленные маячки.
– Почему раньше не сказал про эти мини-капсулы?
– Не подумал. Влад просто рвет и мечет. Он уверен, что это работа «часовщиков».
– Ладно, с этим мы позже разберемся. Могу сказать одно – они здесь ни при чем.
– Откуда такая уверенность?
– Знаю, раз говорю…
– Ты с ними встречался?
– Да. И даже сумел договориться о возможном сотрудничестве.
– Кто они?
– Такие же люди, как и мы. Только пришли из другого мира и застряли.
– Инопланетяне?!
– Михалыч… какие инопланетяне? Ты себя тоже зеленым человечком считаешь?
– Я на службе.
– Ну да, конечно. Облаченный доверием, едрит… Давай не затягивать это дело! Пиши, шифруй, или как ты там свои донесения составляешь?
– На бумаге.
– Вот и пиши.
– Что писать?
– Не переживай, продиктую…
Две недели мы откровенно бездельничали. Удили рыбу, парились в бане и спорили о разных пустяках, которые неожиданно становятся очень важными, когда ваш мозг отдохнул от ежедневных проблем и треволнений.
Это случилось через два дня после отъезда Марка Брэдли. Вместе с ним уехал и Челищев, который отпросился на неделю, чтобы приобрести необходимые товары и слегка оттянуться. Михалыч, покрикивая на собак, копался по хозяйству, а я, закончив готовить обед, вышел на берег и присел на бревна, заготовленные для причала. Вытащил из кармана письмо и в который раз посмотрел на ровные и бездушные строчки:
«Ваша просьба будет удовлетворена через один месяц. С уважением, Дэвид Митчелл».
Отведенный срок истекал завтра утром. Все валилось из рук, а мысли путались. Смутная надежда переиграть судьбу в покер? Возможно. Цена не важна. Я помню слова о возможных последствиях. Возможных… Даже если исчезну и растворюсь в этом первородном мировом бульоне? Никто не знал, чем это может обернуться. Даже «часовщик» Дэвид Митчелл.
Курил, смотрел на озеро, но мысли летали где-то очень далеко. Такое бывает, когда тебя что-то угнетает и не дает покоя. Мир становится серым и плоским. Смотришь, но не видишь. Воспринимаешь, но не чувствуешь. Табак становится безвкусным, но ты глотаешь горький дым, чтобы унять внутреннюю дрожь.
Знаю, что такое боль потерь. Знаю, как воспоминания высасывают душу – медленно, но очень верно убивая надежду. Все пережитое и прожитое, с мерзким и противным хрустом, как осколки разбитого зеркала, врезается в плоть, и ты бессильно скалишься в безрассудном ожесточении. Ты – сама боль. Весь. Без остатка. Это залечивается временем, расстоянием, новыми лицами и эмоциями, но ты это помнишь. Знаешь. Чувствуешь. Оно кануло в Лету и осталось в прошлом. Уже пережитом.
По берегу бегали псы. Они подбежали ко мне и ткнулись мордами в холодные ладони, ожидая, что я их поглажу. Не дождавшись, отошли в сторону и легли на землю, тревожно поглядывая на непривычно чужого человека. Я хотел подняться, но не смог. По телу горячей обжигающей волной ударила боль… Перехватило дыхание. Сердце замерло на одно мгновение, но потом вдруг очнулось и застучало частыми ударами, словно не справлялось с этой загустевшей, превратившейся в лед кровью.
Незнакомое чувство ударило по вискам, вторгаясь в мой разум и круша все на своем пути. Как селевой поток или цунами, которые уничтожают все живое. Я корчился от боли и знал, что это такое. Новые воспоминания! Те самые, которые появились несколько мгновений назад. В момент передачи письма Александру Талицкому! Человеку из прошлого. Моего прошлого! Я как наяву, до рези в глазах видел наш московский дворик. Чувствовал летнюю жару и духоту столичных улиц. Пыль. Запах бензина, выхлопных газов и плавящегося асфальта.
– Талицкий?
– Да.
– Александр Сергеевич?
– Это я. В чем дело?
Передо мной стоит совершенно незнакомый человек. Молодой крепкий парень в легком льняном пиджаке и белой рубашке без воротника. Смуглое от загара лицо, слегка небрит. Жгучий брюнет с модельной внешностью. Длинные волосы. Глаза темные, почти черные. Такие мужчины нравятся женщинам. Все это мелькает в голове и уходит куда-то в сторону. Дел по горло. Мне нужно встретиться с женой и дочкой. Мы договорились, что она отвезет малышку к нашему семейному доктору, а потом мы отправимся в парк.
– Вам письмо.
– Простите? Это какая-то ошибка?
– Нет. Поверьте, все серьезно.
– Кто вы?
– Это не важно. Простите, но у меня мало времени…
Он передает небольшой листок бумаги. Непривычно странный – грубой фактуры, с желтоватым отливом.
– Вы уверены?
– Да. Прощайте.
Смотрю ему вслед, не понимая, что происходит, а он уходит прочь по раскаленному тротуару, усыпанному тополиным пухом. Вижу трещины на асфальте. Пожелтевшую от жары траву. Звякнул велосипедный звонок. Стайка детей на площадке под присмотром своих бабушек. Держу в руках мобильный телефон. Вот я кладу его в нагрудный карман рубашки и разворачиваю листок бумаги, на котором написано всего несколько строк…
