– Вы хотите сказать, что янтра, расширяясь вместе с проточенной вакуумом Вселенной, теряет свои свойства?
– Совершенно верно! – кивнул Богдан. – Вы расширяетесь вместе с изображением на бумаге, поэтому не замечаете никаких изменений. Но на самом деле, расширяясь вместе с Вселенной, янтра становится рыхлой и перестает высекать искры из вакуума.
– А луч, исходящий от небесного тела, передает новую фигуру, более эффективную? – догадался Хильгер.
– Более свежую, менее сточенную течением вакуума. Поэтому я и считаю, что источником сигнала является некая идеальная янтра, тот энергетический Пуп, о котором я уже говорил. Он сохраняет эффективную форму потому, что в образном понимании имеет слоистую структуру, как зубы бобра. Мягкие слои снаружи, твердые внутри. Мягкие стачиваются быстрее твердых, поэтому от трения о вакуум Пуп Мира не тупится, а наоборот, заостряет грани, сохраняя всегда идеальную форму и передавая ее в потоке энергии. Когда-нибудь Вселенная сотрется, а Пуп Мира останется, продолжая высекать огонь из самого Пространства. Энергия сконденсируется в вещество, родится новая, не расточенная Вселенная, и все повторится сначала.
– Если находиться в рамках вашей теории, то все звучит более чем логично. Однако современная физика…
– Современная физика? – Богдан ухмыльнулся. – Шарлатанство, как и пять тысяч лет назад.
– Допустим, но я не об этом. Получается, что янтры, которые индусы используют в своей магии, бесполезны?
– Они сточены вакуумом. Не до конца, конечно, но энергии, которую они могут высечь, едва хватает на показ всем известных индийских фокусов. Эффективность янтр, запечатленных в индийских текстах, не больше, чем эффективность давно изношенного мотора. Он может разве что тарахтеть, а тяги почти никакой. Та янтра, благодаря которой я получил энергию для бессмертия, тоже почти сточилась. Ее хватает лишь на медленную регенерацию. Если бы я получил две пули тысячу лет назад, входные отверстия заросли бы раньше, чем образовались выходные.
– А-а… Так вот зачем вам нужна новая янтра?
– При этом я готов поделиться с вами энергией, которую можно выделить из нее. Но без меня вы не получите ничего.
– Мне кажется, я понимаю силу вашей позиции, – тон Хильгера стал деловым. – И дело не только в информации, которой вы обладаете. Так?
– Очевидно. Лишь только в тот момент, когда реципиент проявит себя, мы можем быть уверены, что образ янтры находится у него в мозгу. Однако с этого момента ни вы, ни кто-либо другой уже не сможет с ним запросто справиться. Тут не обойтись без меня и моей энергии.
– Так-так-так… – Хильгер задумался, снова прокручивая весь разговор в памяти. – Ага! Что, если большевики не смогли воспользоваться вашими инструкциями? Если они не подготовили реципиента? В этом случае янтра потеряна?
– Да. Потеряна. И помочь может только чудо.
– Какое? Какое чудо? – нервничая, склонился над Богданом Густав. – Говорите скорее!
– Наличие случайного реципиента. Еще до моего рождения Голос Бога услышал никому не известный отшельник по имени Утнапишти. Случайно, сам о том не подозревая.
– И вы не исключаете повторения подобной случайности?
– Даже древние боги не могли исключить случайность из числа сил, вращающих колесо Вселенной, – усмехнулся Богдан. – Дело смертных – не упустить возможность воспользоваться этой силой.
– Да. Тут есть над чем поработать, – сказал Хильгер, выпрямляясь. – Меня тоже всегда учили не пренебрегать случайностями.
ГЛАВА 18
30 декабря 1938 года, пятница.
Пароход «Normandie». Гавань Нью-Йорка
Пароходный гудок мощно толкнул воздух, распугав чаек над пристанью. Пассажиры, сгрудившись у борта, махали шляпами, платочками, сдували с ладоней последние воздушные поцелуи. Карла не провожал никто – в его американской жизни не было людей, готовых ради проводов проделать путь от Детройта до Нью-Йорка; не было у него знакомых и в самом Нью-Йорке. Он вздохнул, взял чемодан и, не тратя времени, спустился туда, где располагались каюты второго класса.
После вечеринки у Ребера, после внезапной потери сознания и утомительного пути в голове немного шумело, поэтому больше всего пассажир второго класса Карл Шнайдер хотел поскорее добраться до каюты и отдохнуть в тишине.
Стюард выдал ему ключ и проводил до каюты. На ходу он рассказал Карлу распорядок, принятый на лайнере, но Карл ничего из сказанного не запомнил, кроме того, что обед будет в пять часов, а завтрак не предусмотрен.
Войдя в каюту, Шнайдер закрыл за спиной дверь, щелкнув английским замком. Задвинул чемодан в багажную нишу, скинул пальто и шляпу, поставил трость в угол, разулся и лег на кровать поверх одеяла.
«Черт возьми, – подумал он. – Только сейчас я до конца понял, как надоела мне эта проклятая Америка. Как надоели мне эти туповатые потомки фермеров, пытающиеся выглядеть аристократами, как надоели машины, небоскребы, безвкусица и вульгарность».
Карл закрыл глаза. Было удивительно приятно лежать не раздевшись, сохраняя ощущение неуютности и неудобства позы. Ощущение путешествия. А если быть точным, то ощущение возвращения. Это было главным. Он возвращался домой! И этот, лишь теперь осознанный, факт заставил сердце биться быстрее. Фантазия Карла пробудила в памяти поблекшие образы отца, матери, родственников, друзей.
«Как там все? – думал он. – Я ведь давно уже знаю о доме только из заголовков газет».
И он снова с брезгливостью подумал о том, что Америка – страна плебеев и выскочек. Как он не понимал этого раньше? Конечно, раньше он был гораздо добрее и терпимее, но теперь… Карл не додумал мысль до конца – устал. Даже думать ему не хотелось.
Проникая через иллюминатор, утренний свет падал на закрытые веки Шнайдера, иногда затмеваясь тенью портового крана или пролетевшей птицы. Пароход медленно выходил из залива, слышалось натужное кряхтение буксиров, резкие гудки более мелких судов. Голова немного кружилась то ли от затянувшихся последствий вечеринки, то ли от уже ощутимой зыбкости корабельных палуб.
«Не стошнило бы», – невесело подумал Карл.
Он привстал и налил себе стакан содовой из большого сифона, стоявшего на столе. Пузырьки за стеклом поползли вверх, что вызвало неожиданно сильный приступ головокружения.
– О майн гот! – вздохнул Карл.
Звук родного языка успокаивал и утешал. Сейчас Карл уже не понимал, как мог попасться на уловку дикой цыганки и отправиться в такое далекое путешествие только из-за нелепого предсказания. Зачем?
Шнайдер снял пиджак и жилетку, ослабил галстук, но и это не помогло. Пришлось снова лечь, но и с закрытыми глазами все продолжало идти кругом. Медленно вертелись перед мысленным взором воспоминания о прошедшем дне, о вечеринке у Ребера, о злобном рычании звезд, рвущемся сквозь решетку громкоговорителя.
