«Точно! Слова не вижу, – очнулся Рус. – А ведь после «Ссоры» всегда их замечал!!! А как же «универсальная защита»?!» Сунул ладонь за оттопыренные куртку и свитер и похолодел. Амулета не было.
– Нет, сынку. Пожалуй, скорее меня от твоей потешности разорвет, чем я тебя угроблю. – С этими словами Френом поставил парня на место. – Об именах сам догадаешься и не вздумай здесь и сейчас проорать хоть одно. – Пасынок с готовностью кивнул.
– Твое тело распылено по Силе, забудь о своем карманном Слове, – проговорил Френом как бы между делом, словно отмахиваясь от мухи. – Ну и мозги достались этой Воле! – воскликнул, сожалея. Вроде как в сердцах посетовал. Как настоящий любящий родитель – с долею шутки и оттенком гордости.
– Хорошо, преподам тебе еще один урок, хотя, видят боги, как не люблю я это дело!
«Ага, папаша, так я тебе и поверил. Ты целое «Завещание» этрускам надиктовал и учить, оказывается, не любишь?» – мысленно усмехнулся Рус.
– Когда-то прыткий бог Торговли, сам Силу не имеющий, составил контрабандистам структуру «носителя Силы». Эффект от него поменьше, чем я тебе счастье устроил, но и его хватает для привыкания. Ох, как он теперь веселится! Тебя-то не манит? – Рус честно к себе прислушался и отрицательно помотал головой, боясь словами прервать очередную порцию откровений. А Френом возобновил речь на середине Русова «прислушивания», не дожидаясь от человека ответа, словно заранее его знал. Да точно знал, без всяких «словно»! – Так тот бог… заметь, я не называю Имени, «ибо: Имеющий Имя, да услышит!», а оно нам надо?
Френом ответил цитатой из собственного «Завещания», и только сейчас Рус заметил схожесть этих слов со слышанной на Земле фразой, имеющей вроде другой смысл, явно не божественную «прослушку».
– А бог Торговли, только между нами, болтун редкостный. Он контрабандистам многое говорил, все тяжкие последствия в красках расписал. Людишки тогда от души хохотали, не поверили. Теперь пачками мрут. Все боги, – выделил слово «все», – никогда не лгут смертным. Вижу твое возмущение и повторю: никогда! Между собой мы можем врать сколько угодно, а разумных можем запутать правдой, умолчать, недоговорить, оставив самого разбираться в смыслах, или – пошутить. Но так, чтобы человечек мог легко догадаться о шутке. Паучиха – не шутила. Что побледнел? Если ты о закрытости своего внутреннего мирка печешься, так это зря. В него никто без приглашения не попадет. Просто я тебя насквозь вижу, мы с тобой Духами связаны. Понимаю не всегда – сознаюсь. Величайшая так же тебя читает, из-за посвящения.
– А? – У Руса от предчувствия пальцы похолодели: «Неужели Лоос…»
– Она – нет. Ты все нити из себя выдрал. Да и Сила у нее теперь иная, – успокоил его Френом.
– Ну… так… – Какая-то мутная глобальная мысль мешала человеку четко изложить очередной вопрос.
– Нет, Рус, – твердо сказал Френом. – Без нее мы потеряем тысячи, если не миллионы нерожденных вкусных сильных душ. Один твой сын того не стоит.
Примерно такая мысль, оказывается, и мешала Русу сосредоточиться. Мозги наконец просветлели:
– Да к черту саму тварь! Мне бы узнать, где сейчас Гнатик!
– Сын. Я – не старушка, плетущая нити судеб, но и моих скромных способностей хватает на то, чтобы подсмотреть его жизнь. В ней нет вмешательства Богов, кроме паучихи, и сразу добавлю: рано оборвется нить или поздно – я тебе не скажу. – И замолчал. Божественным непробиваемым молчанием.
Рус на секунду оскалился. Сомкнул губы. В его глазах читалась пустота. Давно он не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, неуверенным. Если бы в данный момент бывшего землянина переехал каток, он не заметил бы разницы. Френом стоял рядом, скрестив руки. Его взор лучился добротой, состраданием и даже любовью к «заблудшему сыну». Будто не он совсем недавно убивал собственного пасынка. Даже небо его чертогов, оставаясь красным, перестало казаться кровавым. И земля не жгла, а только грела. И Бог, словно подчиняясь общему умиротворению, счел своим долгом раскрыть сокровенное.
– Хочу тебя успокоить, сынок, – нежно вымолвил он. – Ни Справедливый, ни Величайшая о нашей встрече не узнают, не переживай. – В другой момент Рус бы возмутился – как раз об этом, о раскрытии несуществующего заговора, он меньше всего волновался. Но сейчас речь отчима воспринималась безразлично. – Я скрою от них эту страницу твоей книги жизни. И если ты сам будешь держать язык за зубами, то никто не проведает о нашей тайне. Со своей стороны, я, искренне уважая тебя, сынок, – дикарь ободряюще положил свою массивную руку на плечо цивилизованного человека, да так легко, что Рус не почувствовал веса, – не стану допытываться о твоем личном секрете. Пусть он пребудет с тобой вечно.
Рус с трудом разбирал, о чем вещал «отчим». То, что Френом говорил правду, – понимал, и в то же время сведения, выдаваемые им за «сокровенные знания», на таковые никак не тянули. Бог в очередной раз развлекался.
«Вот черт заросший, – безразлично подумалось Русу. – А еще Меркурия болтуном обзывал. Здесь папочка мне в бошку залезть не может (а он что, сейчас не знает? Или Рус не с Френомом говорит?), но как только вернусь домой, то «прочитает» меня сразу и поймет, где моя душа болталась после смерти. Или нет? Так, может, из-за этого он меня и оставляет живым?! – Душа человека встрепенулась, и всю хандру смыло напрочь. – Тьфу, совсем запутался. Погодь, Владимир! А сам-то ты как разберешь, где проторчал целую вечность?! Ну, папочка, ну ты…»
Словно услышав эти мысли, Френом хлопнул Руса по плечу и со словами:
– Иди уж, сынку. Адью, – выкинул пасынка из своей любимой реальности.
Рус опять провалился в Бездну.
Гелиния успела догадаться, что Рус полностью слился с Силой Эледриаса. На переживания, сомнения и расцвет надежды попросту не хватило времени: спустя несколько ударов сердца муж появился так же внезапно, как и исчезал. Даже Сила не поколебалась.
Рус упал на пятую точку, сунул руку под мятую кушинарскую рубаху, сжал в кулаке амулет «универсальной защиты», закрыл глаза и замер, отрешившись от всего мира. Гелиния осторожно, на цыпочках приблизилась к своему Русчику. Набравшись смелости, жена села рядом с мужем и аккуратно, стараясь сильно не прижиматься, обняла его. Она была абсолютно уверена, что Рус частью своей души остался в чертогах, где продолжает разговор с богами и решила терпеливо дожидаться его возвращения.
Но Рус находился здесь. В первую очередь проверив «карманное» – по меткому определению Френома – Слово, убедился в способности его видеть. От сердца немного отлегло. И тут же навалилось сожаление с досадой на авантюру, с обидами, с обвинениями самого себя во всевозможных ошибках. Какими только ругательствами он себя не обзывал! Самое мягкое из них было «лох». Из него, потерпевшего, высосали все, что хотели. Поэкспериментировали, поиздевались, как над морской свинкой, и расплатились никчемными фантиками. В том числе и за настоящую смерть с непредсказуемым финалом. Френом провернул операцию, по сравнению с которой Русовы «Три толстяка» – в античном мире, безусловно, блестящее мошенничество – воспринимались теперь как игра базарных наперсточников против биржевых воротил. А ведь противником был воин, а не торговец. Правда, бог – и этим сказано все.
