Родители Кайла привели в чувство его и Линн. Они побежали к нам, и по лицу Кайла стало понятно: он понял, что произошло. Он рухнул на колени возле Родни и провел руками по своим волосам, прежде чем положить голову на руку кузену. Линн поглаживала спину Кайла. Ее щека была красной, и на месте пореза все еще виднелась кровь. Я увидела в ее мыслях, что Кайл попытался исцелить рану, но они увидели, что произошло с Родни, и сразу побежали к нам.
Кайл поднялся, притянул Линн к себе и зарылся лицом в ее волосы. Я ждала, но его касание не исцелило ее щеку. Он был слишком расстроен. Я отрешилась от всего, кроме Калеба и моего собственного гнева. Родни заботился обо мне, спасал и охранял. Он был членом семьи, и так больно было сознавать, что он ушел так рано – из-за меня.
Некоторое время спустя на крыше собралось еще больше людей. Я по-прежнему не шевелилась, и крики родителей Родни стали самым тяжелым моим воспоминанием. Мы отошли, уступая им место. Кто-то положил руку мне на спину. Я повернулась и увидела отца и Биша.
– Что случилось? – спросил папа и посмотрел на разрушения вокруг. – Это ты натворила?
– В основном, – призналась я сквозь слезы. А потом обняла папу и Биша. Я прижалась к ним и молча молила никогда не оставлять меня. Жизнь слишком коротка, чтобы быть беспечными и злобными. Слишком много жизней потеряно, слишком много времени потрачено впустую. Слишком много ненависти и горечи. Этого всего можно было избежать, и я поклялась никогда больше не допускать такого.
Глава 26
Мы с Калебом бездельничали в моей уже незачарованной спальне и пытались особо не задумываться. Последние два дня во дворце совершались торжественные мероприятия. Мы провели панихиду по Родни, и родственники забрали его тело, чтобы похоронить дома. Уотсоны были удалены из дворца. Теперь им предстояло жить обычной человеческой жизнью и справляться со всем, как остальные люди в мире. Если они однажды найдут любовь, это будет обычное чувство. Никаких запечатлений, никаких Возвышений, никаких способностей. Справедливость наконец восторжествовала для этой семьи.
И бороться с Советом и всеми остальными оказалось не так тяжело, как я думала. В тот день мы наконец спустились с крыши, пошли к членам Совета и все им объяснили. Мы с Калебом показали народу мои видения, объясняющие, как и почему начались проблемы. Когда показывалось видение о предыдущей Провидице, Асы казались ошеломленными. Совет покаялся в своем бездействии. Паоло признался: он и несколько других членов Совета замечали, что с Дональдом что-то происходит, но не хотели затевать расследование. Я была готова рассердиться на них, но время гнева прошло. Настало время для изменений и исцеления.
Дональд так и стоял недвижимым истуканом. Калеб позаимствовал его Дар, чтобы обездвижить злодея, но теперь уже не мог ничего заимствовать, чтобы снять чары.
Все отнеслись к происходящему с удивительным пониманием и даже… испытали облегчение, что Уотсоны больше не были одними из нас. Я впервые села за стол Совета, и это тоже впервые показалось мне правильным. Старые правила и традиции постепенно были отменены. Мы собрались и утвердили очевидные. Например, объявили, что больше никто из членов Совета не должен жить во дворце. Для них гораздо важнее было находиться со своими семьями, а пребывать здесь просто ради того, чтобы считаться важными и особенными, не имело никакого смысла. Никто не возражал, когда я это предложила, что было неудивительно.
Оставалось неясным, что делать с Хэддоком. Он был единственным оставшимся из Уотсонов, и его не было на крыше, когда произошли основные события. Позже я узнала, что именно он вызволил Джен и Биша из моей комнаты. Уотсоны планировали применить к ним те же газовые чары, которыми пытались уничтожить моего отца. Хэддок спас моего брата и его любимую. После этого он пошел к Совету и молил о прощении. Он рассказал им обо всем, что сделали Уотсоны, используя мою кровь, о моем похищении, о Марле и Дональде и их планах уничтожить все и всех.
Родители Марлы и Маркуса тоже знали, что их детей использовали, но ничего не сделали, чтобы это пресечь.
Так обстояли дела, когда мы с Калебом вынуждены были заявить о нашем деле и показать видение. Когда Хэддок заметил, что все члены его семьи поднялись наверх, он побежал посмотреть, что происходит, и нашел нас над Родни. Я знала, что у Хэддока нет Дара, потому что он так и не запечатлелся. Мы решили даровать ему помилование – ха, я ненавидела это слово, – так как он был откровенен и хотел помочь нам, хотя и неизвестно было, какие у него мотивы.
Все стало понемногу приходить в норму. Завтра мы собирались домой, и тогда все должно было наладиться. Грустно было найти письмо на телефоне Калеба. Родни прислал текст всех свитков Провидицы, которые сфотографировал в тот день, когда мы побывали в библиотеке по пути в темницу. Я хотела отодрать их и изучить. Родни все предусмотрел, пусть и не знал, зачем это делает.
При сложившихся обстоятельствах мой отец и Фиона решили жить в нашем доме или… его доме. Нужно было привыкнуть к этому. Калеб пытался выяснить, что значит быть главой нашего клана. Что касается моего жилья, то всякий раз, стоило мне подумать об этом, как Калеб захлопывал свой разум, чтобы я не подглядывала. Я предположила, что он занимается покупкой нашего дома. Он должен был приобрести его для меня до свадьбы.
И мне должно было исполниться восемнадцать – всего через несколько дней.
В нашу дверь постучали, и Калеб поцеловал меня в лоб, прежде чем встать с кровати и ответить. Это был Хэддок и мой биологический отец.
– Что? – буркнул Калеб.
– Он хочет кое-что сказать, – объяснил Хэддок, – Мэгги.
Калеб оглянулся на меня.
«Я вышвырну их обоих, только скажи».
Я отмахнулась от этого предложения и встала рядом с ним.
– Заходите. Не хочу, чтобы кто-то еще подслушивал. – Они подчинились, и я закрыла дверь. – Что? – спросила я мужчину, который дал мне жизнь и ничего больше.
– Мне жаль. Я – игрок и был в большом проигрыше. И еще меня угнетало, что у меня никого не было.
Я покачала головой:
– Что все это значит?
– Марла подошла ко мне и пообещала крупную сумму, если я скажу тебе, что я твой отец, – признался он, глядя на свои ботинки.
Хэддок дернул мужчину за волосы, чтобы он поднял голову.
– Смотри на нее! Пусть она видит твои глаза, пока ты рассказываешь про свою ложь.
Я глубоко вздохнула. Мы с Калебом переглянулись, и я снова посмотрела на мужчину:
– Так вы не мой отец? И вы не Уотсон. Как же вам удается скрывать от меня ваши мысли?
– Марла дала мне какое-то питье. Она сказала, что так ты не сможешь читать мои мысли и не увидишь, что тебя обманывают.
– И ты на это согласился? Согласился солгать, зная, какие страдания мне это доставит?!
Он уныло кивнул:
– Мне жаль. Правда. Я чувствовал себя так, будто у меня нет другого выбора.
