Прошло какое-то время, и наши товарищи провели первый зондаж через юристов, имевших отношение к делу Абеля, в том числе через известного адвоката Донована, который защищал Рудольфа Абеля в американском суде, о возможном обмене Пауэрса на Абеля. Донован проникся к Абелю большой симпатией, о чём писал в своей книге. Он охотно взялся за разрешение вопроса об обмене. Переговоры — вначале тайные, а затем открытые — оказались довольно сложными. И наконец, все детали обмена, вплоть до места, точного времени, гарантий и т. д., были согласованы, и обмен состоялся по всем правилам детективного сценария. Абель, к радости родных и товарищей, вернулся в Москву. Он ещё долго работал в разведке и был с почётом похоронен. Кто пожелает, может поклониться его могиле на Донском кладбище, его могила находится недалеко от центрального входа.
Пауэрс прибыл в Штаты, получил очень большой гонорар, оплату по контракту с ЦРУ за всё время его работы и заключения в тюрьме. Но, увы, от него за это время ушла жена, но ещё хуже то, что через пару лет он погиб в автокатастрофе. Наши специалисты говорили, что ЦРУ — не та служба, которая может простить такую «пощёчину», которую она получила по делу «У-2».
* * *
Служба активных мероприятий поддерживала постоянный контакт с разведками соцстран. В развитии этого направления в работе я побывал в Болгарии, в Чехословакии и Венгрии. Наши отношения были самыми дружескими, и проблемы взаимодействия решались сравнительно легко. Расскажу о примере такого взаимодействия с венгерской службой госбезопасности. Венгерская разведка получила серьёзные документальные свидетельства о подрывной деятельности ЦРУ США против их страны, как в среде многочисленных венгерских эмигрантов, так и непосредственно на территории Венгрии. Помню, что мы смогли дополнить материалы венгров имеющимися у нас фактами и документами. На этой базе созрел план предания этих материалов гласности и проведения пропагандистской кампании по разоблачению подрывной деятельности американских спецслужб. В то время такая акция представлялась для венгерского правительства очень актуальной. Венгры решили начать осуществление задуманного с разрекламированной пресс-конференции министра государственной безопасности страны и обратились к нам с просьбой прислать специалиста для её подготовки. Должны были быть задействованы наши материалы и имеющиеся у венгерской стороны. Выбор выпал на меня. В течение нескольких дней я с участием венгерских товарищей и переводчиков готовил как сами материалы, так и тезисы выступления министра. Далее были проработаны вопросы, которые должны были быть поставлены на пресс-конференции, и ответы на них, а также продуманы возможные вопросы, которые могли возникнуть в ходе пресс-конференции, и варианты ответов на них. Подготовка была окончена, и я отбыл в Москву, так как дата проведения мероприятия ещё не была определена. Через несколько дней я уехал в отпуск в один из крымских санаториев. Прошла ещё неделя, и однажды утром меня на пляже нашёл сам директор санатория, объяснив, что мне приказано срочно прибыть в Москву и что билет для меня заказан на ближайший рейс самолёта, и машина на Симферополь меня ждёт. Я позвонил в Москву по «ВЧ» И. Агаянцу. Он просил прямо с самолёта заехать на службу и в этот же день вечером вылетать в Будапешт. В Москве выяснилось, что венгерский министр просил, чтобы сотрудник, который готовил материалы, находился непосредственно в штабе подготовки и работы его пресс-конференции. Он получил пояснение от своих подчинённых, что это можно осуществить в столь короткий срок (конференция должна была состояться через день) только по его личному министерскому каналу, т. е. его звонком председателю КГБ Ю. Андропову. Звонок состоялся — и машина завертелась. Это, пожалуй, и был единственный вариант быстро получить все санкции, документы и улететь в тот же день.
Я занял место в самолёте венгерской компании в самой гуще пассажиров, и мы взлетели. Стюардесса пошла по рядам, задавая одни и те же вопросы: «Вы из группы? Вы из делегации?», и получала повсюду положительные ответы. Наконец подойдя ко мне, назвала меня по фамилии и, убедившись, что я — это я, пригласила меня в пустой салон первого класса и заявила, что это приглашение командира корабля, который меня просит с ним поужинать. Были накрыты столики, вышел командир корабля, выпил со мной рюмку вина, и, пожелав приятного полёта, оставил меня в компании стюардесс. Они ухаживали за мной как могли, предлагали разные вина и закуски. Уже в Будапеште я узнал, что шеф венгерской контрразведки, к которому в помощь я летел, дал через авиационное начальство команду к такому тёплому приёму меня на борту лайнера.
Конференция прошла успешно. Пресса на неё дала отличные отзывы. Я сидел в спецкомнате с переводчиком и следил за ходом событий. На второй день, проанализировав результаты, я предложил венграм написать специальную записку в Политбюро партии с анализом и этим подвести итоги мероприятия, как это было принято у нас. Для венгерских товарищей это было новинкой. И когда я взялся написать такую записку сам, все восприняли это с радостью. Написанная мною записка была переведена, отредактирована и доложена министру. Ему эта идея очень понравилась. После успешного доклада записки генсеку партии меня пригласили, поблагодарили и передали письмо с благодарностью в Москву. Естественно, венгры принимали меня наилучшим образом. Мне показали страну, конечно же, повезли в известные винные погреба, где я «сумел» определить при дегустации лучшее вино погреба и получил в подарок от директора винзавода ящик именно этого вина.
Бывали в нашем сотрудничестве с разведками соцстран и не столь успешные мероприятия, но на моей памяти отношения постоянно развивались в дружественном ключе и при полном согласии сторон.
Глава шестая
Советник представительства в Женеве
За время работы в службе «А» по роду моей деятельности я поддерживал активные контакты с Управлением внешней контрразведки «К» и 2-м Главным управлением КГБ (Контрразведка). Это и послужило базой предложению, которое я получил от Управления «К»: поехать заместителем резидента по линии «Кр» в Париж. Началось моё оформление и подготовка. Вопрос затянулся, французы формально не отказывали, но задерживали мне визу. Время шло, и насколько я помню, задержка перевалила за полгода.
Именно в это время в Женеве разразится «небольшой скандал». На Запад вместе с семьей «ушёл» молодой, но, как говорят, подающий надежды физик, работавший в Женеве в ЦЕРНе (европейская организация ядерных исследований). Тогда это стало «неприятной сенсацией», дело разбиралось в ЦК КПСС и анализировалось в КГБ. Вскрылись определенные слабости в нашей работе в Женеве в целом, и особенно по линии контрразведки. Было принято решение направить меня в Женеву. Одновременно был расширен штат резидентуры. Мне была предложена новая должность советника представительства СССР при отделении ООН в Швейцарии. После более чем полугодовой подготовки к поездке во Францию я быстро был оформлен и через две недели отбыл в Женеву.
Во время моей работы в службе «Активных мероприятий» возникла идея обобщить накопленный опыт разоблачения идеологических диверсий западных спецслужб. Начальник службы И. И. Агаянц идею поддержал и посоветовал написать небольшую монографию, выделив, в частности, успешное разоблачение «Записок Пеньковского». Через какое-то время книга мной была написана. Издать её предложила Высшая школа КГБ (теперь Академия ФСБ). Издательство назначило своего редактора. Им стал грамотный и высокопрофессиональный сотрудник, который «пригладил» шероховатости в рукописи, и книга была издана, конечно же, под грифом «секретно». Буквально на следующий день после принятия решения о моей командировке в Швейцарию ко мне в кабинет зашёл начальник кафедры разведки Института разведки (в дальнейшем Академия им. Ю. В. Андропова) Кравцов Евгений Иванович и без предисловий предложил мне защищаться на его кафедре. В качестве кандидатской диссертации была выбрана моя вышеупомянутая книга, которую он получил и рассмотрел как очень подходящую для защиты монографию. Я сказал, что уезжаю в длительную командировку, и дата отъезда назначена через две недели. Кравцов тут же предложил, что саму защиту можно назначить на весну, т. е. через несколько месяцев, и на неё меня вызовут. Он пояснил, что от меня ничего уже не требуется, так как монография опубликована. Я должен только сдать экзамены «кандидатского минимума», всего четыре предмета: специальность, т. е. «разведка», иностранный язык, международное право и философию. «Разведка» будет сдана на кафедре Евгения Ивановича, иностранный язык и международное право (его надо сдавать, так как после защиты присваивается звание «кандидата юридических наук») также будут сдаваться в Академии, и только о сдаче философии я должен буду договариваться сам. Он был так убедителен, что я решил рискнуть и сдать необходимые экзамены до отъезда. С первыми тремя экзаменами всё прошло отлично, оставалась только философия. В нашей Академии в то время не было соответствующей комиссии. И тут я вспомнил, что у меня есть близкий знакомый профессор, заведующий кафедрой философии в одном из институтов Академии наук. Я позвонил ему, объяснил ситуацию и выразил свою просьбу о помощи в решении соответствующей проблемы. Он сразу назначил мне время экзамена — через один день, сказав, что первым вопросом будет работа Ленина «Государство и революция», а второй я должен назвать сам в рамках тематики моей монографии. Я тут же назвал ему вопрос — название моей книги — и получил на это его одобрение. Через день я уже был на комиссии. Она состояла из трёх человек: мой знакомый и две солидные дамы. Рассказав о работе Ленина (я успел проработать вопрос по Большой Советской энциклопедии), без дополнительных уточнений перешёл ко второму вопросу, и понятно, что здесь я был «на коне», к тому же рассказал ряд фактов и примеров, о которых члены комиссии не могли даже знать. Оценка была «отлично», и прилагалось письменное пожелание комиссии, чтобы я выступил с моим сообщением на заседании кафедры. Результаты экзаменов я передал Кравцову и вскоре выехал в Женеву. В июне того же года (1972) я получил телеграфное указание Центра приехать на пять дней в Москву для защиты диссертации. Весьма положительным фактором во время моей защиты было то, что моим главным оппонентом был начальник управления «К» (Внешняя контрразведка) генерал Бояров. Его выступление отличалось компетентностью и содержало хорошую оценку моей монографии. Защита прошла успешно, и через два дня я был уже в Швейцарии. По результатам защиты я получил звание кандидата юридических наук. Кравцов был очень доволен всей операцией, но категорически возражал против моих попыток организовать застолье по поводу защиты, заявляя, что такое мероприятие может повредить ему лично.
