– Пунктиром? – Дан сразу схватил мою мысль, но весь вид его говорил, что восторга она не вызвала.
– Да. Включать невидимость будем только при опасности визуального контакта с противником. Точнее, в сложившейся ситуации со своими.
– А ракетчики? – вспомнил он бывших коллег.
– Ракетно-лазерные средства противовоздушной обороны расположены вблизи населенных пунктов. Не степь же оборонять.
– Это верно. Но дальность у них!
– А время подлета? – парировал я.
– Ну ты и псих! – довольно заключил Дан. – Любо-дорого поглядеть. Ставить паруса?
– Ставь! – с улыбкой ответил я.
И мы поперли. Ветер ослабевать не спешил, мы поставили все основные паруса и все дополнительные, способные работать на курсе галфинд. На самом деле это только кажется, что самый быстрый ветер – попутный. При попутном ветре паруса экранируют друг друга и не работают в полную силу. На галфинд же, то есть при ходе перпендикулярно ветру, со всей эффективностью используется полная парусная площадь, а потому скорость набирается максимальная. «Борей» быстро набрал двадцать пять узлов и шел таким курсом, что мы должны были пройти километров на тридцать южнее Ейска, над морем. В этом имелись дополнительные преимущества, но кардинальным образом это ничего не решало. Нам надо было просто спешить к границе. Такая вот задача. Без затей.
Через полчаса объявились, наконец, пограничники. Судя по показаниям радара, это было ракетоносное звено степных охотников – кораблей-экранопланов, мало уступающих винд-шипам по возможности нести боевую нагрузку. Кроме антигравитационных приводов, их держала над землей подъемная сила огромных крыловидных корпусов, а орудийные батареи и ракетные комплексы, установленные на них, были специально приспособлены для поражения целей снизу вверх. Высоко они подниматься не могли, их эффективность во многом зависела от того, что между ними и грунтом возникала тонкая, но упругая, экранированная крылом прослойка воздуха. Кроме всего прочего, они были очень тяжело бронированы – лазером не прошибешь.
– Включать невидимость? – крикнул с мостика Антон.
– Не спешить! – ответил я. – Пока не покажутся в зоне видимости, поле не включать!
Мне не хотелось зря палить энергию генераторов невидимости. От того, что пограничники нас засекли, нам ничего еще ровным счетом не угрожало. По неопознанной цели, идущей над российской территорией курсом из тыла, они стрелять не будут. По крайней мере, не сразу. Им придется разобраться, с кем они имеют дело. А потому капитаны экранопланов и командир звена думают сейчас взять нас под прицел, проверить ходовые документы и все такое. Не более. А потому пусть пока рвутся вперед.
Я перебрался на мостик, Дан устроился рядом. Все мы, кроме Антона, стоявшего за штурвалом, неотрывно наблюдали за приближением семи ярких точек на мониторе.
– Хорошо идут, – с уважением произнес Игорь.
Никто не ответил.
– Генераторы проверяли? – на всякий случай спросил я.
Институтские – тоже сухопутные. Так что могли отчебучить номер.
– Проверяли, – ответил Дан с легкой обидой в голосе.
Ага, вот и мне удалось поддеть его. Не ахти какая победа, но, может, он сам теперь поумерит пыл по отношению ко мне.
На самом деле ожидать можно было чего угодно. Существует множество типов локаторов, и совершенно не факт, что вакуум-поле невидимости искривляет излучение на всех используемых частотах. Не говоря уж о том, что для ультразвуковых сонаров такое поле вообще не преграда. Никто из нас не был уверен в успехе избранной нами тактики. И напряжение нарастало по мере того, как звено экранопланов приближалось.
– Они войдут в зону видимости через минуту, – прикинул Игорь.
– Включай поле, – кивнул я. – Выключать только по моей команде.
Игорь совершил над пультом несколько магических пассов, задействовав, как я понял, бесконтактный сенсор управления. И тут же мир пропал – мы погрузились в непроницаемую тьму. Ощущение не из приятных. В лесу, на земле, ночью, когда на глазах очки с мониторами ультразвукового локатора, впечатление не было таким сильным. А тут вдруг раз – и всё. Словно провалились в космос, были только воздух и ветер, а вот звезд никаких не было. Хоть глаз выколи. Но через секунду палуба осветилась несколькими прожекторами. Мы увидели друг друга, и яхту, и серебристые паруса, но психологически все равно было сложно – невозможно отделаться от ощущения, что «Борей» завис в черной бездне без конца, края и каких-либо ориентиров. Ни один из квантов света не достигал яхты – поле невидимости искривляло их траектории, заставляя огибать защищенное пространство. За пределами яхты свет прожекторов тоже полностью поглощался, не оставляя ни единого отсвета.
Я невольно вперился взглядом в монитор локатора, но и на нем не было ни единой отметки – радиоволны также не достигали цели под действием поля невидимости. При этом, совершенно ослепленные собственной маскировкой, мы двигались прежним курсом на скорости более чем в двадцать узлов. Поневоле волосы на голове дыбом встанут.
– У нас остались какие-нибудь средства навигации? – чуть севшим голосом спросил я и невольно закашлялся.
– Мы постарались защититься на всех электромагнитных частотах, – ответил Игорь, продолжая водить руками над пультом. – Поэтому остается только ультразвуковой сонар. Всем хорош, но дальность действия у него всего около трех километров. К тому же, из-за относительной медлительности звука, в сравнении с радиоволнами, мы будем получать картинку с запаздыванием секунд на шесть. Пока туда фронт волны долетит, пока отразится…
Я начинал успокаиваться, но это стоило мне некоторых усилий.
– Почему не включаете? – таким же приглушенным, как мой, голосом, спросил Дан.
Ага, тоже нервы не железные.
– Опасно, – ответил Антон. – Если на экранопланах задействованы хоть какие-то ультразвуковые детекторы, они сразу нас засекут.
– Весело, – хмуро произнес я. – Неужели нельзя было предусмотреть какое-нибудь пассивное средство? Так и будем шпарить вслепую?
– Какое может быть пассивное средство, когда нас огибает все, кроме звука? – пожал плечами Антон.
Конечно, на высоте километра нам в данный момент ничего не грозило. Столкнуться с экранопланами мы не могли, им так не подняться, до гор еще далеко, до винд-шипов, стерегущих кордон, тоже. Но все же лететь вслепую мне претило. И не только по психологическим, но и по тактическим соображениям – мне нужно было как-то узнать, когда экранопланы уйдут обратно в Ейск, не обнаружив над степью ровным счетом ничего. Иначе выключать поле невидимости было в высшей степени рискованно.
И тут меня осенило.
– У нас есть стандартные институтские очки? – спросил я у Дана.
– Конечно, – ответил он с явным непониманием, зачем они мне могут понадобиться в сложившейся ситуации.
