Эти драматические события, происходили сначала в Люксембургском дворце (резиденции Марии Медичи), а затем в небольшом Версальском замке (куда отправили королеву).
Анне не довелось ни видеть, ни участвовать в них. Лишь обычный триумвират находился на сцене. Не вмешиваясь в происходящее, королева оберегала себя от вспышек гнева Людовика, которые иначе могли обрушиться на нее. Ведь он сам как-то повторял, что после его кончины жена выйдет за его брата Гастона, нового правителя. Теперь, когда врагов Ришелье арестовали, королеву-мать заключили в Компьень (правда, потом она сбежала оттуда), Гастон скрылся за границей, Людовик желал быть уверенным, что Анна никак не свяжется с заговорщиками. Стоило ли опять вычистить из дома всех, кто внушал подозрение?
Все, кому Анна доверяла, тут же попали в категорию подозреваемых. В доме королевы царила невыносимая атмосфера. Ришелье дошел до того, что стал подозревать аптекаря Анны в том, что тот вместе с лекарствами, настойками и пилюлями, выписанными Ее Высочеству, передавал письма. За ним установили слежку. Измученная королева заявила во всеуслышание, что кардинал задумал поставить на место ее слуги одного из своих доверенных людей и поручил отравить ее. Пахло психозом. Ришелье повсюду видел врагов, королеве казалось, что она окружена шпионами. Какая была кардиналу выгода от убийства Анны Австрийской? — вопрошали здравомыслящие люди. Чтобы пристроить за короля свою племянницу мадам де Комбале, чтобы она стала женой Людовика, — отвечали сумасшедшие.
Королева обдумывала месть. Вопреки желанию Анны бегство Марии Медичи и Гастона Орлеанского за границу превратило ее в своего рода магнит, притягивающий ко двору врагов кардинала. Герцог Ларошфуко, будущий автор знаменитых «Максим», не любивший влиятельность Ришелье, признался: «Партия королевы — единственная, к которой по долгу чести мне подобает примкнуть»
[84]
. После «Дня одураченных» триумвират перестал существовать, однако отсутствие при дворе Марии Медичи никак не помогло королеве заполучить власть. Людовик правил вместе с Ришелье. Лишь они распоряжались судьбой королевства. Анне Австрийской доставалась только представительская роль, в политику ей было запрещено вмешиваться. Однако ненависть, которую она испытывала к кардиналу, продолжала привлекать тех, кого не устраивало владычество Ришелье.
Холодная война при дворе
Разрыв с матерью на какое-то время сблизил Людовика с женой. Король проявил добрую волю с расчетом заставить Анну забыть былые обиды: он велел вернуть герцогиню де Шеврёз. Это разрешение, наверное, стоило Людовику больших усилий, поскольку он был уверен, что эта женщина «наделала больше зла, чем кто-либо другой». Но Анна была так привязана к герцогине, что заявила: она предпочла бы никогда не иметь детей, но лишь бы не расставаться с подругой
[85]
.
Даже Ришелье переменил отношение. Он дал добро на возвращение красавицы герцогини. Кардинал, считавший, что нельзя быть излишне самонадеянным, старался смягчить королеву. Прощение интриганки должно было этому поспособствовать. Кардинал успел внести немало раздоров в королевскую семью — изгнание Марии Медичи, размолвка с Гастоном Орлеанским — и теперь хотел помирить супругов. Но чтобы умилостивить Анну Австрийскую одного возвращения герцогини де Шеврёз было мало.
Анна не могла рассчитывать, что перемирие с мужем будет долгим. Семейная жизнь четы оказалась снова в опасности, поскольку Людовик XIII увлекся молоденькой придворной дамой по имени Мария де Отфор. К фарфоровому личику этой голубоглазой блондинки, как всем казалось, должно бы прилагаться чистое сердце. С влюбленностью короля было все понятно — он видел себя «рыцарем», который должен служить «своей даме», но не больше, — и Анна, по крайней мере поначалу, не испытывала особой ревности. Потом ее тревоги и вовсе поутихли. Людовик был влюблен, но не нарушал никаких приличий. Королева не пропускала праздников и развлечений, которые устраивал в Лувре монарх, еще недавно отличавшийся нелюдимостью. Теперь же он, стремясь угодить своей пассии, заставил себя изменить характер, полюбил веселиться и радовать придворных. Мало-помалу Анна успокоилась в отношении Марии де Отфор: та, кого она считала своей соперницей, вела себя со своим царственным воздыхателем насмешливо, если не сказать нагло. Она подшучивала над ним, подчас не по-доброму. Ирония судьбы: Мария сдружилась с королевой, стала ее подругой, и они вместе полюбили посмеиваться над слабостями Его Высочества
[86]
.
Людовик XIII был не в восторге от того, что жена окружила себя интриганками. Анна Австрийская снова стала принимать в Лувре близких друзей, в том числе герцогиню де Шеврёз, тем самым, давая повод для новых подозрений. Из-за переписки с мадам дю Фаржи ее могли счесть соучастницей любого нынешнего или будущего заговора. Летом 1631 г. Ришелье перехватил множество писем, написанных фрейлиной, которую он заставил шпионить в доме королевы. Ни одно из этих посланий не было адресовано государыне, однако их содержание заставило предположить, что есть и другие письма, и в них обсуждалось что-то против Ришелье. Судя по ним, старый замысел еще был в силе — поженить Анну и Месье в случае смерти короля.
Людовик XIII и министр решили еще раз поговорить с королевой. В покои Анны Австрийской отправились Ришелье, хранитель печатей Шатонёф и два французских маршала. Теперь королева была не допрашиваемой, а скорее свидетельницей. Узнает ли она письма мадам Фаржи? Знала ли она, кто скрывался за вымышленными именами? Анна активно помогала установить подлинность писем и расшифровать их смысл. Она даже возмутилась, увидев, что опять пошли слухи о ее потенциальном браке с Гастоном. Со всей подобающей серьезностью Ришелье спросил у Анны, могла ли она за что-то на него жаловаться. Анна ловко ответила, что она не стала бы этого делать, «поскольку он ни разу не совершил того, что было бы ей не по нраву»
[87]
. На этом и остановились. Королева поняла, что она у кардинала «под колпаком», но в итоге, как писала Симона Бертьер, «сделала опрометчивый вывод, что ей ничего не грозит, и продолжила жить со всем размахом».
Опасность, грозящая королеве, заключалась не в компрометирующих письмах, которыми она обменивалась с прекрасными недоброжелательницами кардинала. Она таилась в куда более простой причине, начинавшей занимать все умы: королеву подозревали в бесплодии. Размолвка между супругами противоречила их мимолетному примирению на смертном одре. Дофина заждались! Но казалось, что чета распалась еще в 1631 г. Анна жила в страхе развода. Слухи о нем, причем довольно настойчивые, уже ходили и за границей, например в Риме и Мадриде. В моменты отчаяния Анна подумывала о том, чтобы уйти в монастырь, или представляла, как могла бы служить собственной родине, сменив на троне свою тетю, которая правила в испанских Нидерландах.
