«Разгромив советские войска в Крыму и под Харьковом, противник полностью взял в свои руки стратегическую инициативу и стремительно двигался к Волге и на Кавказ, – пишет Владимир Дайнес. – Воцарилась гнетущая атмосфера. В ближайшем окружении Жукова настроение резко ухудшилось: Георгий Константинович опять ходил чернее тучи, стал нервничать и порой «срывался» на подчиненных».
И неудивительно – фронтовых резервов у Ставки не осталось, тяжелое положение Красной армии вскоре могло превратиться в катастрофическое…
Горькое отрезвление от необоснованных надежд все-таки разгромить немцев лихим наскоком совпало с началом боев за Сталинград. «В результате потери Крыма, поражения наших войск в районе Барвенково, в Донбассе и под Воронежем противник вновь захватил стратегическую инициативу и, подведя свежие резервы, начал стремительное продвижение к Волге и на Кавказ, – писал Жуков в воспоминаниях. – К середине июля, отбросив наши войска за Дон от Воронежа до Клетской и от Суровикина до Ростова-на-Дону, войска противника завязали бой в большой излучине Дона, стремясь прорваться к Сталинграду… Создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и на Северный Кавказ, угроза потери Кубани и всех путей сообщения с Кавказом, потери важнейшего экономического района, снабжавшего нефтью армию и промышленность. Войска юго-западного направления… в процессе отступления в значительной части понесли большие потери, а сохранившиеся не могли успешно сдерживать продвижение противника. Южный фронт, понесший крупные потери, оказался не в состоянии остановить противника на кавказском направлении».
В Германии уже дало о себе знать головокружение от успехов. Гитлер решил захватить одновременно Кавказ и Сталинград и 23 июля подписал роковую Директиву № 45, ни одна из стратегических целей которой так и не была достигнута. Начальник германского Генерального штаба Гальдер, тщетно пытавшийся объяснить фюреру, что у вермахта недостаточно сил для проведения двух крупных наступательных операций на двух различных направлениях, писал в своем дневнике: «Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника принимает постепенно гротескные формы, становится опасной. Все это выше человеческих сил… Однажды, когда Гитлеру зачитывали совершенно объективный доклад, из которого явствовало, что в 1942 году Сталин все же будет в состоянии собрать от одного миллиона до миллиона с четвертью свежих войск в районе севернее Сталинграда и западнее Волги, не говоря уже о полумиллионом войске на Кавказе, и что, по надежным источникам, выпуск русскими боевых танков достигает 1200 единиц в месяц, Гитлер, сжав кулаки, с пеной в уголках рта, бесился на человека, зачитывавшего доклад, и запретил ему читать дальше такую чушь… Не надо обладать особым даром, чтобы сказать, что произойдет, когда Сталин направит по полтора миллиона войск против Сталинградского и Донского фланга…»
Налет люфтваффе на Сталинград
12 июля 1942 года решением Ставки Верховного Главнокомандования был сформирован Сталинградский фронт под командованием маршала С. К. Тимошенко, перед которым была поставлена задача не допустить прорыва немцев к Волге и Кавказу. «К 22 июля в состав Сталинградского фронта входило 38 дивизий, из них только 50 процентов было укомплектовано до 6-8-тысячного состава, а остальные имели в своем составе от тысячи до трех тысяч человек, – вспоминал Жуков. – Этим малочисленным войскам пришлось развернуться на 530-километровом фронте. Всего в составе фронта в тот период насчитывалось 187 тысяч человек, 360 танков, 337 самолетов, 7900 орудий и минометов. Из них только 16 дивизий (войска 63-й и 62-й армий, две дивизии 64-й армии и по одной дивизии 4-й и 1-й танковых армий) смогли занять оборонительные позиции на главной полосе. Им противостояли войска 6-й немецкой армии, в составе которой к этому времени находилось 18 хорошо укомплектованных и технически оснащенных дивизий. Соотношение сил было в пользу противника: в людях – 1,2:1, в танках– 2:1, в самолетах– 3,6:1. Только в артиллерии и минометах силы были примерно одинаковы».
Через пять дней после создания Сталинградского фронта на дальних подступах к Волге и Сталинграду передовые части 6-й германской армии столкнулись с авангардными подразделениями советских войск. Существует легенда об отставшей из-за поломки «катюше»: догоняя своих ради экономии времени напрямик по степи, экипаж увидел вдали колонну немецких танков, обстрелял ее, подбив несколько машин, и умчался. Немцы остановились на сутки, выясняя обстановку, – по их разведданным, в этом районе никаких советских войск быть не могло. И эти сутки оказались решающими, поскольку части Красной армии успели перегруппироваться…
Но это легенда, а пока что в войсках Красной армии начали распространяться панические настроения. Примеров тому немало сохранилось в донесениях Особого отдела НКВД Сталинградского фронта. «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии, – говорил своим сослуживцам по 538-му легкому авиационному полку Резерва Верховного Главнокомандования красноармеец Колесников. – Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас что за самолеты, какие-то кукурузники…»
«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение, – сетовал начальник штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитан Свечкор. – Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят».
«Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… – писал домой начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов. – Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся».
18 июля 1942 года полковник Тетушкин, командир 141-й стрелковой дивизии, занимавшей важный оборонительный рубеж в районе Воронежа, написал письмо в ЦК ВКП(б), адресовав его Маленкову. Тетушкин, боевой офицер, прошедший еще школу Первой мировой войны, поневоле ставший свидетелем июльского беспорядочного отступления Красной армии, рискуя быть обвиненным в паникерстве и пораженчестве, писал следующее: «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви…»
19 июля 1942 года в газете «Красная звезда» было напечатано стихотворение Константина Симонова «Убей его», отражавшее эмоциональный настрой советских людей в этот период смертельной схватки, в которой нельзя быть милосердным. С ним соседствовали гневные материалы, разоблачавшие отсутствие должной дисциплины (особенно на уровне взвода и роты), недостаточный контроль бойцов над личным снаряжением и оружием – во время отступления многие красноармейцы бросали винтовки и боеприпасы, противогазы, саперные лопатки.
Помочь могли только крайние и решительные меры. «Стремясь пресечь падение морального духа войск, И. В. Сталин издал 28 июля 1942 года приказ № 227, – вспоминал Жуков. – Этим приказом вводились жесткие меры борьбы с паникерами и нарушителями дисциплины, решительно осуждались «отступательные» настроения. В нем говорилось, что железным законом для действующих войск должно быть требование “Ни шагу назад!”». И этот знаменитый приказ сыграл свою роль. В книге «Семь вождей» известный историк Д. А. Волкогонов писал: «Хотим мы этого или не хотим, но в трагические месяцы беспощадная страшная воля Сталина смогла заставить многих людей «упереться», призвать все свое личное мужество на помощь, одолеть свое малодушие под страхом смертельной кары». Именно суровые сталинские приказы № 270 (о трусах и паникерах, сдающихся в плен) и № 227 («Ни шагу назад!») способствовали нормализации обстановки в Красной армии в тяжелом и решающем 1942 году.
