Так был упущен первый реальный шанс начала процесса общего урегулирования ближневосточного конфликта. А ведь он существовал.
Конечно, в 1978 году, уже когда Киссинджер ушел с поста госсекретаря, был подписан договор о мире между Египтом и Израилем. Трудно, да и не нужно ретроспективно отрицать его значение. Однако важно подчеркнуть, что договор не только не создал обстановку, благоприятствующую общему урегулированию, но, напротив, в тот момент затруднил его. Возвращение «ненужных» – об этом многократно говорили израильские руководители – земель на Синае объективно укрепило позиции Израиля в отношении оккупированных территорий на Западном берегу, в Газе и на Галанах.
К тому же сепаратный договор Израиля с Египтом не положил конец череде войн и вооруженных столкновений. В 1982 году была осуществлена израильская интервенция в Ливане, сопоставимая по масштабам вооруженных столкновений и по жертвам сторон с предшествовавшими войнами на Ближнем Востоке. Вплоть до сегодняшнего дня происходят многочисленные обстрелы, бомбардировки, вооруженные столкновения, террористические акты – и в Ливане, и на Западном берегу, и в Газе, и в Восточном Иерусалиме. После кемп-дэвидского соглашения не было результативных перемен в мирном процессе на Ближнем Востоке. Это само по себе уже показатель.
Единственный путь
Естественно, всеобъемлющее урегулирование такого застарелого конфликта, да еще с таким числом участников, – дело далеко не простое. А если к этому добавить еще и нежелание ряда участников сблизить свои позиции, то перспективы подобного решения покажутся еще более мрачными. Вместе с тем жизнь, практика подвели к необходимости выработки именно всеобъемлющего урегулирования с участием всех стран и сил, вовлеченных в многолетнюю борьбу.
Можно считать, что эта линия восторжествовала в 1991 году, когда была созвана в Мадриде Мирная конференция по Ближнему Востоку. Характерным был выработанный нами совместно с США формат этой конференции – ведение переговоров между Израилем и отдельными арабскими государствами на двусторонней и многосторонней (по общим проблемам) основе, а по Западному берегу и сектору Газа – Израилем с иорданско-палестинской делегацией, но все это рассматривалось как подходы к решению общей задачи достижения всеобщего мира. Такой формат свидетельствовал о том, что отказ от сепаратных шагов отнюдь не означал игнорирования шагов частичных, но в контексте всеобъемлющего решения. Это была та точка зрения, которой наша страна придерживалась и ранее.
В Мадриде, казалось, американская дипломатия отошла от попыток монополизировать миротворческую активность на Ближнем Востоке – сопредседателем конференции стала наряду с США и Россия.
Не случайно, что при таких условиях согласие на работу в конференции впервые дали все участники конфликта – Сирия, Египет, Иордания, Израиль и Ливан. Центральный совет ООП одобрил список палестинских участников совместной иордано-палестинской делегации, состоящей из видных общественных деятелей с оккупированных территорий, формально не связанных с ООП. В список не вошли представители палестинской диаспоры из Восточного Иерусалима. Такая формула позволила обойти жесткие возражения Израиля против участия ООП и «внешних палестинцев» в мирном процессе в любой форме.
Несомненным достижением было провозглашение в Мадриде формулы: «территории в обмен на мир» в качестве основы всеобщего урегулирования. Мадридская конференция вылилась в постоянно действующий процесс с целью продвижения по всем направлениям, ведущим к миру.
Мадридская конференция дала импульс для активизации усилий и самих сторон в конфликте. В середине 90-х годов в Осло состоялось несколько серий конфиденциальных встреч представителей Израиля и Организации освобождения Палестины. Я в то время находился во главе Службы внешней разведки, и мы были в курсе происходившего из наших собственных источников, но не от палестинцев, которые при всей разветвленности и продвинутости наших отношений не информировали нас о секретных переговорах. Некоторые из моих коллег возмущались, тем более в связи с тем, что палестинские руководители при каждой встрече с российскими представителями подчеркивали необходимость активизации роли нашей страны в ближневосточном мирном процессе. Но я стремился охладить страсти, подчеркивая, что важен результат, а он, несомненно, положителен – впервые на таком уровне и по таким проблемам мирных решений, включая вывод израильских войск, состоялся непосредственный диалог между Израилем и ООП.
Обозначилось продвижение и по сирийскому направлению, но не выходящее за рамки зондажа. Между тем при всей важности продвижения по палестинскому «треку» без решения вопросов урегулирования с Сирией мир на Ближнем Востоке недостижим. Мы в Москве это хорошо понимали. Расчет на то, что урегулирование с палестинцами может стать локомотивом, который вытащит весь поезд, был ошибочным. Более того, не-решение сирийских проблем создавало реальную угрозу отката и на палестинском «треке». Во время одного из разговоров с Х. Асадом я рассказал ему о своем видении сирийской позиции. С одной стороны, Сирия не хочет быть первой, пришедшей к урегулированию с Израилем, а с другой – последней, так как в таком случае она объективно остается с ним один на один. Такая «диалектика» создает очень узкое поле для маневрирования. Согласившись со мной, Х. Асад сказал:
– Может быть, мы и не можем самостоятельно привести дело ко всеобщему урегулированию, но уж во всяком случае в состоянии не допустить такой ситуации, когда Сирия останется одинокой лицом к лицу с Израилем.
В 1993 году я встретился в Москве, как я считаю, с одним из лучших американских специалистов по ближневосточным делам Эдвардом Джериджяном. Мы с ним периодически виделись – когда он был и послом США в Сирии, и заместителем госсекретаря в Вашингтоне. Помню, как, находясь в Дамаске, в отеле «Аш-Шам», я позвонил американскому послу. «Откуда-то» прознавшие об этом служащие отеля настойчиво предлагали мне встретиться с Джериджяном в специально выделенной для этого комнате. Я предпочел посидеть с ним в холле. От кофе отказались. От чая и фруктов тоже. Тогда подошел официант и поставил перед нами вазочку с цветами. Но мы, конечно, не пытались договариваться о чем-то за спиной радушных хозяев. Разговор был чисто светский. Делились воспоминаниями, спрашивали друг друга об общих знакомых.
А вот в 1993 году, когда мы принимали Джериджяна в гостевом доме СВР в центре Москвы
[46]
, весь разговор был целиком посвящен перспективам ближневосточного урегулирования. В центре внимания была Сирия. Я сказал Эдварду, что главное, как мне кажется, разрешить сирийские проблемы в рамках общеарабского подхода к построению новых отношений с Израилем. Вместе с тем следует решать и чисто сирийский вопрос, без которого Дамаск не согласится на мир с Израилем, – это освобождение Галанских высот, пусть последовательно, по частям, в привязке к определенным шагам навстречу и с сирийской стороны, но с обязательно обозначенной уже в начале процесса перспективой ухода израильтян со всех Галан. Такой подход мог включать в себя и вопросы демилитаризации, и создание наблюдательных постов, и совместное патрулирование, и другие меры, о которых, естественно, следует договариваться с Дамаском.
