Вот лишь несколько примеров подобных диалогов, в которых мало-помалу выкристаллизовывались некоторые подвижки в западноевропейских идеях.
Во время первой встречи с министром иностранных дел Великобритании М. Рифкиндом, 27 февраля 1996 года в Страсбурге, решил предостеречь от двух неправильных представлений о российской позиции, так как они в то время приобретали широкое распространение на Западе. Сказал: возможно, вы считаете, что если Россия согласится на паузу в расширении НАТО с учетом президентских выборов, то она, мол, после будет готова детерминированно принять расширение. Это не так. Кто бы ни был в Кремле, никто позитивно не воспримет расширение НАТО. Вы ошибаетесь и в другом, если представляете, что наше сотрудничество с НАТО в Боснии подведет к тому, что Россия закроет глаза на расширение. Здесь тоже не должно быть никаких иллюзий.
Малкольм Рифкинд – блестящий адвокат – сыпал аргументами в пользу того, что расширение по природе присуще НАТО, что претенденты на членство и не думают угрожать безопасности кого бы то ни было и так далее и тому подобное. Но главное заключалось в следующих его словах: «Конечно же, если бы ядерное оружие было развернуто у российских границ, то мы могли бы понять вашу тревогу».
30 июля 1996 года в Париже, во время новой беседы с М. Рифкиндом, сказал ему: «В отношении расширения НАТО есть две «красные линии», которые мы не перейдем. Вертикальная – для нас неприемлемо положение, при котором военная инфраструктура за счет новых членов НАТО угрожающе приблизится к нашей территории. Горизонтальная – для нас неприемлемо участие в НАТО балтийских государств и других бывших республик Советского Союза».
В этой связи рассказал ему, как в мою бытность в 1989 году председателем Совета Союза Верховного Совета СССР обсуждался вопрос об экономической самостоятельности Прибалтийских республик. Помню разговоры со многими депутатами из Прибалтики, некоторые из них впоследствии сели в руководящие кресла своих уже независимых стран. Тогда они говорили: если Литве, Латвии и Эстонии будет предоставлена независимость, то они со всем пониманием отнесутся к военным потребностям Советского Союза и будут готовы сохранить стоянки ВМФ, аэродромы, станции раннего предупреждения, сооружения ПВО на своих территориях, переведя все это на договорную основу.
Однако при провозглашении суверенитета балтийских государств мы ликвидировали свое военное присутствие без каких-либо условий. Я сказал Рифкинду, что если последует присоединение этих стран к НАТО с использованием созданной нами военной инфраструктуры, то этого абсолютно не примет наша общественность. Более того, это приведет к созданию разделительных линий в Европе, и я вообще не уверен, какие дальнейшие действия могут быть предприняты в такой ситуации с нашей стороны.
Весьма интересен был ответ Рифкинда: диалог между вами и НАТО начался. Можно обсуждать в формате «16+1» вопросы непродвижения ядерного оружия. Но по более широким вопросам отношений между Россией и НАТО вам следует все-таки консультироваться и на двусторонней основе. Причем не только с США, но также с Великобританией и Францией. США, конечно, наиболее важный партнер, но они не могут говорить от имени всего НАТО.
Эта беседа состоялась спустя почти два месяца после встречи с натовскими министрами иностранных дел в Берлине в формате «16+1», о чем и упомянул Рифкинд. Эта встреча была знаменательна прежде всего тем, что накануне, 3 июня, состоялось заседание Совета Североатлантического сотрудничества, на котором провозгласили необходимость модернизации НАТО, большей его приспособленности к новой ситуации. Обозначились два направления такой адаптации: усиление европейского элемента в НАТО и его миротворческих функций. Это создало в некотором смысле благоприятную ситуацию для того, чтобы при сохранении позиционного противостояния по вопросу расширения альянса все же приступить к обсуждению ряда аспектов расширения.
Но, как справедливо считал Рифкинд, нам не следовало принимать чисто натовское направление контактов и отказываться от тех каналов диалога, которые уже были задействованы. Да мы и не собирались делать этого, отлично понимая и убеждаясь на практике, что многоканальные контакты (о переговорах еще не шла речь) дают целый ряд преимуществ.
Там же, в Париже, я беседовал с К. Кинкелем. Сказал ему:
– Важно определить характер, направленность и темпы эволюции НАТО. Если речь идет о глубокой реформе альянса – усиление европейского компонента и перенесение центра тяжести на противодействие региональным угрозам, на миротворчество, то это открыло бы и новые возможности для отношений Россия – НАТО.
– То, что я сейчас скажу, я ни с кем не согласовывал, – ответил К. Кинкель. – Не подумать ли нам о создании Совета Россия – НАТО, где Россия была бы представлена на равноправной основе? Это мыслится как часть предложения о подписании хартии между Россией и НАТО.
Это была еще одна, новая и очень важная, постановка вопроса.
Но самым главным следует признать высказанную президентом Франции Ж. Шираком идею «цепочки»: реформирование НАТО, затем диалог между Россией и обновленным Североатлантическим союзом с целью установления особых отношений России – НАТО, а затем уже переговоры о его расширении, включая формы и содержание. Говоря об этом В.С. Черномырдину 28 июня 1996 года, во время встречи «восьмерки» в Лионе, Ж. Ширак подчеркнул, что идею такой «цепочки» разделяет и федеральный канцлер Г. Коль.
Я сказал де Шаретту, с которым встретился в Лионе, что мы готовы были бы пойти по этому пути
[34]
. Де Шаретт предложил в предстоящие месяцы «окунуться с головой» в работу по созданию архитектуры европейской безопасности. Он связал такую необходимость с тем, чтобы придать импульс коренному обновлению НАТО – этому французы придавали огромное значение.
На авансцене Солана – за кулисами США
Именно в это время проявилось некоторое раздражение американцев тем, что Россия ведет разговоры параллельно по многим линиям. Судя по реакции европейских собеседников, это раздражение было доведено и до них. Может быть, отсюда и росли корни американского предложения начать, не откладывая, переговорный процесс на натовском «треке», иными словами, с Х. Соланой.
Мы готовились к этим переговорам серьезно. На протяжении лета 1996 года в тесном взаимодействии с представителями Министерства обороны и Службы внешней разведки были наработаны многовариантные позиции, согласована наша переговорная линия, которая была представлена президенту Ельцину и получила его одобрение. Однако, по нашему общему мнению, переговоры, как таковые, еще не вполне созрели. Следовало продолжать «зондажную работу».
Предстояли важнейшие встречи в Нью-Йорке, куда я должен был вылететь на заседание Генассамблеи ООН. Мне уже сообщили, что буду принят президентом Б. Клинтоном. А 20 сентября по пути в Нью-Йорк провел в Вене беседу с Х. Соланой.
