Позже у меня установились хорошие отношения с Хавьером Соланой, хотя, как я понимал, он был обязан, находясь на своем посту, держаться «генеральной линии», диктуемой в основном Вашингтоном. Однако в тот раз все предвещало несовместимость собеседников. Когда я задавал конкретные вопросы, Х. Солана отвечал, что не может говорить от имени 16 стран – членов НАТО без предварительного обсуждения с ними. В то же время предлагал мне дать конкретные ответы на поставленные им вопросы, чтобы, как было совершенно ясно, досконально выявить резервы нашей позиции. Я сказал ему: «Вы не обижайтесь, но у меня такое впечатление, что оба мы в тюремной камере, но один из нас – подсадная утка».
Зная, что Россию весьма привлекла идея «цепочки», выстроенной Ж. Шираком, Солана заговорил о «параллельности». Я постарался объяснить ему, что мы понимаем трансформацию НАТО, выработку отношений между Россией и НАТО и проблему расширения альянса как влияющие друг на друга три процесса. Тогда Солана положил на стол в качестве «иллюстративного материала» три ручки и сказал: «Я, как физик, утверждаю, что эти три параллельные линии пересекутся где-то в бесконечности». Я ответил, что, не будучи физиком, знаю геометрию Лобачевского, однако живу не в бесконечности, а на земле и хочу, чтобы проблемы пересекались при их обсуждении. Было ясно, что Солана на тот момент не имел никакого мандата на переговоры, что еще раз убедило в правильности избранной нами линии: «торопиться не спеша».
В этом убедила и встреча с Кристофером 23 сентября в Нью-Йорке. Тот начал разговор с надрывом (я уже понимал: это был его переговорный стиль). «Сегодня мы проводим, возможно, одну из самых важных бесед за всю историю наших отношений, – сказал госсекретарь. – Наше время ограниченно. Этой осенью произойдет много событий: встреча на высшем уровне в Лиссабоне, затем в декабре – руководителей стран НАТО. Сроки сжатые, и мы намерены способствовать убыстрению диалога между НАТО и Россией в целях расширения форм сотрудничества. Хорошо бы, чтобы это оказалось возможным сделать одновременно с приемом новых членов. Мы должны работать все более напряженно, так чтобы к декабрю президенты смогли заложить основу конструктивных отношений Россия – НАТО».
Кристофер подчеркнул, что получил «противоречивые сигналы» о том, готово ли российское правительство двигаться по этому пути. Главное, что мы должны решить, – давать ли поручение Г.Э. Мамедову и С. Тэлботу разработать рамочный документ Россия – НАТО уже к середине ноября?
Стремясь хоть немного подсластить «пилюлю», госсекретарь добавил несколько слов о готовности обсудить проблему модернизации Договора об обычных вооруженных силах в Европе и в процессе обсуждения затронуть выдвигаемые нами вопросы, в частности в связи с уровнями развертывания, дислокацией войск и другими ограничениями.
Но дальше Кристофер поставил вопрос «в лоб»: намерены ли мы продолжать диалог с тремя странами – Францией, Англией и Германией? «Важно договориться, – сказал он, – что российско-американский канал является основным, но американцы могут и будут информировать своих союзников и Солану о проходящем процессе».
С общими разъяснениями выступил и я, спокойно отметив, что России нужен достаточно детализированный документ, уточняющий ее отношения с НАТО, а не декларации типа «не будем нападать друг на друга». Если мы создаем совместный политический орган Россия – НАТО, то надо знать заранее те принципы, на основе которых он будет действовать; какие проблемы будет рассматривать, а какие нет; какие принятые им решения обязательны, а какие нет. Подчеркнул, что рамочные принципы модернизации ДОВСЕ должны быть отражены в самом документе, так как для нас неприемлемо соглашение с НАТО без решения вопроса о непродвижении военной машины альянса к нашей территории.
Если говорить об информации других партнеров по диалогу, то и мы будем это делать, но главное – исключить искажения. Добавил: для нас не самоцель закончить работу над документом в один месяц. Основное – подготовить документ, который определит взаимоприемлемое развитие наших отношений с НАТО, будет способствовать трансформации альянса от инструмента холодной войны к новой организации, а также минимизирует негативные для нас последствия возможного расширения. Если такой документ не получится, то другого мы не подпишем.
Кристофер решил в ответ «вылить ушат холодной воды», подтвердив, что не рассматривает готовящуюся хартию – он упорно проталкивал это название – как нечто обязательное и тем более конкретно детализированное.
Однако, должно быть почувствовав, что «перегнул палку», в начале последовавшей беседы в расширенном составе заметил: «У нас состоялось хорошее и обстоятельное обсуждение с российским министром иностранных дел. Теперь имеется полное понимание позиций друг друга. Относительно расширения НАТО сохраняются различные взгляды, но наша совместная работа будет продолжена по каналам Мамедов – Тэлбот».
На следующий день я встретился с К. Кинкелем. Он спросил о моем впечатлении от беседы с американцами. Ответил: возникло ощущение, что наметилось движение вспять. Нам предлагают обсуждать особые отношения между Россией и НАТО, но при этом говорят, что такие обсуждения не должны влиять на планы, сроки, формат или характер расширения альянса.
Почувствовав мое настроение, К. Кинкель дружески положил мне руку на плечо.
– Я, как министр иностранных дел Германии, – сказал он, – отвергаю любой диктат по отношению к России. Мы не находимся в цейтноте, спешки никакой не будет.
К. Кинкель подтвердил, что необходимо говорить с Россией о деталях и условиях расширения НАТО, включая, естественно, и военную инфраструктуру на территории новых членов.
– Иное было бы абсурдным, – заключил он.
Таким образом, наши германские партнеры, может быть, лучше других понимали контрпродуктивность давления на нас и пытались вырулить к соглашению.
Впрочем, не думаю, что такую, я бы назвал, тупо нажимную позицию одобряли все и в американском руководстве. Во всяком случае, в этом убедила встреча 24 сентября с президентом Клинтоном. Нас проинформировали, что он специально задержался после своего выступления на Генеральной Ассамблее в Нью-Йорке для разговора со считаными представителями других стран, в числе которых был и я.
Встреча произошла в здании миссии США при ООН – это напротив Дворца Организации Объединенных Наций. Шли пешком, проходя через огромное число охранных пропускных пунктов. Президент США встретил на пороге специально подготовленного помещения. Затем последовали обычные в таких случаях сменяющие друг друга волны фото– и телекорреспондентов. Кто-то из них выкрикивал через плечи охранников какие-то вопросы. Б. Клинтон терпеливо и с улыбкой отвечал – он прекрасно умеет работать с прессой. Наконец, остались без юпитеров. С президентом США на беседе, запланированной на двадцать минут, но длившейся почти час, присутствовали У. Кристофер, помощник президента по национальной безопасности Э. Лейк, М. Олбрайт, в то время постоянный представитель США при ООН, и С. Тэлбот. С нашей стороны – посол в США Ю. Воронцов, представитель России при ООН С. Лавров, Г. Мамедов, руководитель секретариата министра Р. Маркарян.
