В своем выступлении я сказал, что события в Европе в постконфронтационный период доказывают необходимость нового механизма обеспечения ее безопасности. Тяжесть угроз сместилась с глобального на региональный уровень. За весь послевоенный период, за последнюю половину века, например, в Европе не возникало столь опасных межнациональных, межэтнических и межгосударственных конфликтов, как в последние годы.
Далее я остановился на некоторых чертах модели европейской безопасности, подчеркнув, что должны быть задействованы все международные организации, действующие в этой сфере: ООН, ОБСЕ, Совет Европы, НАТО в совокупности с ПРМ, ЕС, дополненное ЗЕС, СНГ, для чего необходимо проработать вопросы конкретного взаимодействия между ними.
Вместе с тем мы выступаем за то, чтобы центральную функцию новой модели выполняла ОБСЕ, в активе которой богатейший опыт в налаживании диалога по укреплению доверия, развитию общения между противостоявшими друг другу во время холодной войны государствами. Роль стабилизатора международных отношений ОБСЕ выполнила и в период бурных перемен в СССР и Восточной Европе конца 80-х – начала 90-х годов, то есть на начальном драматическом этапе отхода континента от блоковой конфронтации.
И все это не случайно. ОБСЕ – единственная действительно универсальная организация европейских государств. В ней к тому же воплощена и глубокая связь интересов государств Европы и Северной Америки.
Не менее важно, что ОБСЕ – это организация, основанная на принципе консенсуса, гарантирующем права всех входящих в нее государств – больших и малых. Однако, вопреки поверхностным высказываниям некоторых политиков или журналистов, я не предлагал создавать иерархическую систему безопасности во главе с ОБСЕ, которая чуть ли не командует другими организациями, в том числе и НАТО. Системообразующая, координирующая функция ОБСЕ – да, но не командная.
Это выступление состоялось в то время, когда уже вовсю развернулась подготовка к Лиссабонскому саммиту ОБСЕ.
Встреча в верхах в Лиссабоне прошла 2–3 декабря 1996 года. В декларации «О модели общей и всеобъемлющей безопасности для Европы XXI века» говорилось о недопустимости попыток укрепления безопасности одних государств за счет других; об обязательном учете интересов безопасности государств, не входящих в военно-политические союзы, неприемлемости доминирования одной организации государств или группы государств. Лиссабон продемонстрировал, что к голосу России прислушиваются.
Встреча в Лиссабоне позволила начать работу над Хартией европейской безопасности, сопоставимой по значению с Хельсинкским заключительным актом. Вместе с тем уже в Лиссабоне стало ясно, что путь к созданию архитектуры европейской безопасности тернист, а принятие хартии дело нелегкое. Все, кто стоял за идеей расширения НАТО, хорошо осознавали, что они будут тем ближе к своим целям, чем меньше будет сторонников принятия Хартии европейской безопасности.
Но были и существуют другие настроения. Намного позже, 26 июня 1998 года, в Лондоне, где происходила встреча ЕС– Россия по формуле «3+1»
[35]
, я выступил в Чатем-Хаусе (Королевском институте международных отношений). Это было уже не первое мое выступление в этом широко известном в мире исследовательском центре. Поддерживал с ним и с его директором адмиралом Дж. Эберли тесные связи еще в мою бытность руководителем ИМЭМО. У нас остаются дружеские отношения и после его отставки.
Помню, как, приехав на симпозиум в Москву, сэр Джеймс, который в свое время был командующим военно-морскими силами НАТО, сказал мне:
– Хотел бы увидеться с главкомом Чернавиным, но переданная через посольство Великобритании просьба осталась без ответа.
– Я обещаю, что встреча состоится, – сказал я. – С Чернавиным мы вместе были курсантами Бакинского военно-морского подготовительного училища. Я ему позвоню.
Позвонил, и, естественно, адмирал флота Чернавин принял адмирала Эберли. И не просто принял, а на подступах к своей штаб-квартире выставил на всех перекрестках матросов-сигнальщиков, показывающих дорогу, а у здания – почетный караул. Эберли был в восторге.
Я встречался с ним каждый раз и во время моих приездов в Лондон. Как-то он пригласил меня в кафе в неурочный час – было что-то около одиннадцати. Для себя сэр Джеймс заказал джин-тоник.
– Насколько я знаю, вы пьете виски, – сказал я.
– После полудня, – ответил адмирал.
Я был очень рад очередной встрече с ним, особенно тому, что новый директор Чатем-Хауса пошел навстречу его просьбе и сэр Джеймс председательствовал во время моего выступления. В заключение он подчеркнул:
– Почему бы не сконцентрироваться на идее объединения в будущем НАТО с ОБСЕ, особенно с учетом того, что последняя так много делает в превентивной дипломатии, в защите прав человека, в урегулировании конфликтов.
Сказочное «Мещерино» и далее
Можно считать, что начало переговорного процесса по взаимоотношениям России с НАТО определилось в Брюсселе в середине декабря, где наша делегация участвовала во встрече с министрами иностранных дел стран, входящих в Североатлантический альянс по формуле «16+1», и в работе сессии Совета североатлантического сотрудничества. Одновременно в Брюсселе состоялись мои беседы с Х. Соланой, У. Кристофером и К. Кинкелем.
Накануне встречи «16+1», 10 декабря 1996 года, Совет НАТО сделал заявление об отсутствии у альянса «планов, намерений и причин» для продвижения ядерного оружия на Восток. Это могло служить хорошим предзнаменованием.
О результатах многочисленных бесед и наблюдениях доложил президенту Ельцину шифротелеграммой из Брюсселя: «Создается впечатление, что в позициях стран НАТО появляются удовлетворительные нюансы. Среди них согласие на модернизацию ДОВСЕ в увязке, правда пока не жесткой, с рассмотрением вопроса о военной инфраструктуре альянса на территории новых членов. Другой важный для нас момент – постоянный механизм консультаций с Россией предполагает обязательное наше участие в решениях по вопросам, которые затрагивают наши интересы. Обратила на себя внимание активная позиция Германии и Франции по продвижению идей консультаций. США также выступили в поддержку консультаций, уже не связывая их с изменением нашей позиции в отношении расширения НАТО».
Российское НТВ не так уж часто жаловало тогда министра иностранных дел. Тем более было приятно услышать, как меня сравнили с «политическим эквилибристом», когда пришлось решать в Брюсселе «сложное дипломатическое уравнение»: довести до лидеров НАТО жесткую позицию Кремля, а на деле договориться об установлении особых отношений. Еще год назад, подчеркнул комментатор НТВ, с Россией в НАТО никто не разговаривал. Сейчас налицо изменения в позиции альянса из-за твердой и одновременно конструктивной позиции России.
