Возможность достижения компромисса России с НАТО, доказанная подписанием этого акта, безусловно прибавила число тех, кто посчитал натовскую операцию против Югославии грубейшей ошибкой. А неизбежность перспективы резкого ухудшения отношений с Россией, в частности прекращения деятельности Совета постоянного сотрудничества (СПС), как представляется, способствовала сдерживанию эскалации военных действий, предотвратила сухопутную операцию НАТО против Югославии.
Региональная дилемма: сила или другие методы
Становится все яснее, что это – один из центральных вопросов международных отношений после окончания холодной войны. Жизнь убеждает в этом. Речь, по сути, идет о возможных мерах, направленных на нейтрализацию негативной политики некоторых государств.
В период холодной войны применение силы практически исключалось только между двумя супердержавами, так как это грозило всеобщим ядерным столкновением. Вместе с тем сила использовалась как способ решения тех или иных задач и Соединенными Штатами, и Советским Союзом (война в Корее, война во Вьетнаме, бомбардировки Камбоджи, подавление восстания в Венгрии, ввод танков в Прагу, войск в Афганистан). СССР и США резко критиковали друг друга. Можно сказать, вели друг против друга пропагандистские войны. Помогали или пытались помочь тем, против кого применяла силу другая супердержава. Хотя прямого вовлечения в конфликты не происходило, международная обстановка обострялась. Могут ли себе позволить США и Россия и в новых условиях действовать по той же схеме – с «развязанными руками», уповая на то, что наличие оружия массового уничтожения удержит противоположную сторону от прямого столкновения?
К силе прибегали во время холодной войны и другие государства, относящиеся к западному лагерю, действуя иногда без США или даже вопреки им. Примером могут служить англо-франко-израильское нападение на Египет в 1956 году, война Англии против Аргентины из-за Фолклендских островов в 1982 году. Но как быть сейчас, когда продолжаются локальные конфликты и нередко их участники скатываются к курсу, идущему вразрез с общепризнанными нормами международного права? Уповать на военную силу или проходить мимо этих явлений в международной жизни? И не то и не другое.
Нет ни одного исторического примера, когда даже при массированном применении силы, используя самые современные электронные способы ведения военных действий, удавалось бы заменить те или иные «неугодные режимы». Вместе с тем новые условия, возникшие после окончания эры глобальной конфронтации, делают возможными скоординированные меры на политическом поле – решительные, подчас жесткие, которые позволяют добиваться, чтобы любое государство придерживалось общепризнанных цивилизованных норм поведения.
Реальность решения этой задачи политическими приемами доказывает развитие событий в связи с иракским и косовским кризисами, прерванное и в одном и в другом случае силовыми мерами, инспирированными США. Находясь на посту министра иностранных дел России, я описываю все это не как сторонний наблюдатель или человек, почерпнувший информацию из вторых или третьих рук.
Во время холодной войны любую позицию нашей страны в конфликтных ситуациях связывали с противоборством СССР и США. После окончания холодной войны этот аргумент потерял смысл, равно как и попытки представить дело так, будто российская позиция продиктована в иракском случае стремлением получить дивиденды в экономической области после снятия санкций с Багдада, а в югославском – историческими симпатиями к сербам. В действительности главная причина, по которой Россия действовала именно так, а не иначе, заключалась в стратегической ставке на политические приемы урегулирования.
Трудно осуществлять такую линию? Несомненно, особенно если учитывать подчас спонтанные, иногда вызывающие, абсолютно неоправданные шаги тех, от кого неимоверными усилиями пытаются отвести угрозу военного удара. Однако это не должно перечеркивать ставку на мирное урегулирование даже самых сложных региональных ситуаций.
Ирак: история не повторяется?
В урегулирование иракского конфликта я был вовлечен намного раньше перехода на Смоленскую площадь и даже в «Ясенево».
После операции «Буря в пустыне» я написал книгу, которая в России вышла под заголовком «Война, которой могло не быть». До сих пор считаю, что при всей сложности обстановки тогда можно было привести дело к тому, чтобы Ирак вывел свои войска из Кувейта без войны в зоне Персидского залива. У меня были основания для такого вывода, так как во время кризиса я три раза был в Багдаде, где встречался с Саддамом Хусейном.
Поездки не были бесплодными. Прежде всего удалось вывезти из Ирака около пяти тысяч советских людей – специалистов и их семьи, – которым в начале кризиса было запрещено возвращаться на родину. Удалось убедить иракское руководство не превращать в «живой щит» и западных граждан, находившихся в стране, – им тоже разрешили вылететь домой. Правда, за это была заплачена «цена» в виде соответствующих заявлений М.С. Горбачева и Ф. Миттерана во время их общей пресс-конференции в Париже о том, что они выступают за политические методы выхода из иракского тупика. Я связывался с Парижем из Багдада для того, чтобы обговорить примерную фразеологию этих параллельных заявлений.
Когда я во второй раз посетил уже затемненный Багдад в октябре 1990 года и встретился с Саддамом Хусейном, последний давал понять, что при «сохранении лица» уйдет из Кувейта. «Сигнал» иногда подавался в карикатурной форме. Но это не должно было отвратить от поисков мирного решения вопроса.
Мы с нашим тогдашним послом в Багдаде В.В. Посувалюком, Р.В. Маркаряном, С.В. Кирпиченко, придя на встречу с Саддамом, были удивлены, увидев его в окружении всех членов Совета революционного командования Ирака.
– Я хочу, чтобы ты видел, – сказал он в ответ на мой недоуменный вопрос, – что среди иракского руководства есть не только ястребы, но и голуби.
На мою реплику о том, что предпочел бы иметь дело только с голубями, отреагировал вице-президент Рамадан:
– Тогда придется нам всем уйти отсюда, оставив вас наедине с нашим любимым лидером.
Саддам, казалось, был удовлетворен таким началом разговора. Но заявил о готовности вывести войска из Кувейта только во время моей третьей поездки в Багдад. Саддам все время запаздывал – так получилось и тогда.
Но все-таки войны могло не быть – ни смертоносных бомбардировок и обстрелов, ни пожаров на нефтепромыслах Кувейта, ни жертв во время сухопутных столкновений. Мировая печать подчеркивала, что погибло не так уж много – «всего» сто с лишним человек среди антииракских сил и несколько десятков тысяч иракцев. Однако можно ли вообще измерять горе, страдания, сломанные судьбы людей?
Констатация того, что можно было в 1991 году обойтись без войны, не имеет ничего общего ни с одобрением действий иракского лидера, ни со всепрощенчеством, ни тем более с готовностью смириться с тем, что Ирак овладел или стремится овладеть оружием массового поражения.
Почему не обошлось тогда без применения военной силы? Во-первых, в Вашингтоне уже сделали свой выбор и хотели примерно наказать Багдад, дабы и другим неповадно было, чтобы все чувствовали «тяжесть американской руки» – новейшие виды вооружений испытывались не в лабораториях, а демонстративно, на поле боя. Во-вторых, Вашингтон, очевидно, решил воспользоваться уникальным феноменом в виде образовавшейся широкой антииракской коалиции, в которую вошли не только «традиционные» близкие партнеры США, но и другие государства, в том числе арабские – уж слишком Багдад испугал всех, решив насильно присоединить к себе соседнюю страну. В-третьих, в советском руководстве сложилась ситуация, когда одна его часть стремилась предотвратить войну, а другая занимала прямо противоположную позицию.
