– Что вы понимаете, сопляки безмозглые, – обычно говорил он в ответ на такие предложения. – Эту лодку я построил сам, под присмотром своего отца, упокой Господь его беспокойную душу. Мы с ней вместе столько миль прошли, столько рыбы поймали. Нет уж. Оставьте все эти ваши современные игрушки себе. А мы с моей старушкой вместе жили, вместе и отправимся в последнее плавание.
Именно в ней Мэнди иногда пряталась, когда они с матерью приезжали погостить к старику. Бывало, что и засыпала в ней же. Тогда мир тоже покачивался, как сейчас, только ещё при этом присутствовал лёгкий плеск воды и резкий, неистребимый запах рыбы.
Возможно, что вода где-то плескалась и сейчас, но расслышать этот звук ей мешал чудовищный шум в ушах. В нос бил странный букет запахов, незнакомых и неприятных. Во рту ощущался явный металлический привкус, как будто она за каким-то дьяволом засунула за щеку пару монет.
Она попыталась было проверить содержимое рта языком, но он почему-то оказался сухим, шершавым, неестественно большим и непослушным. При попытке открыть рот выяснилось, что губы склеились и вовсе не жаждут размыкаться. Мэнди издала сквозь них невнятное мычание и решила проверить, слушаются ли её глаза. Те отозвались довольно охотно, в зрачки хлынул поток болезненно яркого света. Она заморгала и снова попыталась что-то сказать. Вместо этого снова получилось мычание, но губы на небольшом участке всё-таки расклеились, и в рот всосалась тонкая струйка прохладного воздуха.
Сквозь шум в ушах до неё дошли какие-то голоса. Кто-то взял её за руку холодными гладкими пальцами, приподнял вверх, обернул вокруг плеча широкую шершавую ленту. Потом раздалось ритмичное шипение и руку толчками стало стискивать плотное кольцо. Мэнди очень хотела посмотреть, что происходит, но не могла повернуть голову. Смогла только прищурить глаза и рассмотреть часть потолка над собой.
В комнате на самом деле было вовсе не так светло, как показалось в первую секунду. Горела одна-единственная лампочка под коническим белым абажуром. По контрасту с её светом дощатый потолок казался совсем тёмным, хотя его и освещал откуда-то сбоку другой источник. Жёсткое плотное кольцо на плече Мэнди наконец-то разжалось, незнакомый голос произнёс что-то неразборчивое. Слева в поле зрения вплыло лицо. Нижнюю часть его закрывала белая повязка, но глаза и волосы казались определённо знакомыми.
– Привет.
А, это ты, Кара. Она хотела сказать это вслух, но для этого нужно было, чтобы тебя слушались язык и губы. Справа появилась рука, провела чем-то прохладным и влажным по губам, потом поднялась вверх. В пальцах белела марлевая салфетка. Кто-то бережно отёр лоб, щёки и нос Мэнди. Она в ответ попыталась всё-таки наклонить голову вправо. Ещё одни знакомые черты над белой маской.
– Привет, Лукас…
– Ну, вот и ты. Хочешь пить?
Она слабо кивнула. Лукас осторожно просунул её в рот хоботок доисторического фарфорового поильника, в рот побежала холодная вода. Сделав несколько глотков и чуть не подавившись, Мэнди вернула себе способность говорить больше двух слов подряд.
– Что со мной, ребята? Где я?
– Ты в больнице, приходишь в себя после операции.
– Какой операции?
– Ну, на ноге. Помнишь?
О боже! Она вспомнила о случившемся. Хотя у неё было отчётливое ощущение, что она может вот прямо сейчас пошевелить пальцами на левой ноге, странное чувство повыше щиколотки говорило – что-то не так. Сильной боли не было, только неприятное тянущее чувство, как будто там вырос больной зуб и сильное натяжение кожи. Ни с того, ни с сего вдруг появилась безумная надежда.
– Пришили?
Лица в масках над ней переглянулись. Потом Лукас покачал головой.
– Нет, Мэнди. Это было невозможно.
Невозможно. Операция. Неизбежность. Губы легонько задрожали, от уголков глаз по вискам побежали мокрые струйки.
– Эй, эй, успокойся. – Лукас ловко отёр с её лица слёзы. – Это ещё не конец света.
«Как же!» – хотела выкрикнуть она, но вместо этого только поперхнулась рыданием. Кара Купер держала её за левую руку и гладила по волосам. От этого становилось только хуже.
– Это же… всё! Навсегда-а-а…
– Это правда, – Лукас был неестественно спокоен. Или хотел так её утешить, или действительно не понимал масштаб случившейся с ней трагедии.
– Как ты не понима-а-аешь…
– Понимаю, Мэнди. Лучше, чем ты думаешь.
Она закачала головой на подушке. Нет, нет! Что ты можешь понимать, молодой, здоровый, беспечный? А она? Как же теперь она будет жить? Что будет делать?
Лукас неожиданно наклонился к самому её лицу, приложил к мокрой щеке свою тёплую ладонь, так, чтобы она смотрела прямо в его глаза.
– Мэнди, пожалуйста, послушай. Я понимаю, как тебе страшно и грустно. Но поверь мне, просто поверь – это на самом деле не конец. Жизнь на этом не закончится. Она будет… чуточку другой. Давай, я тебе кое-что покажу. Можешь повернуть голову направо?
Странная уверенность в его голосе заставила её немного успокоиться и послушно повернуться в нужную сторону. Лукас отошёл к стене, к окну, через который сочился неяркий свет, переставил туда белый деревянный табурет. Расшнуровал форменный ботинок на правой ноге, разулся и поставил её на сиденье. Искоса глянул на Мэнди, после чего поднял брючину и стащил со стопы носок.
Примерно на уровне середины голени ногу Лукаса охватывала широкая лента телесного цвета. Выше была обычная кожа, покрытая редкими тёмными волосками. Ниже шла странная матовая полупрозрачная поверхность, под которой угадывались части какого-то механизма, рычаги и трубки. От того места, где должна была находиться щиколотка, нога снова приобретала телесный цвет, правда, необычно однородный и гладкий. Сверху вниз вдоль полупрозрачной части «ноги» белела вставка с отштампованным на ней логотипом. Лукас похлопал ладонью сначала по голени над лентой, потом по матовому материалу ниже.
– Видишь?
– Ни черта себе! – раздался с правой стороны кровати изумлённый возглас Кары.
– Что, никто даже не догадывался? Совсем?
– Да ни разу!
Мэнди тоже только слабо покачала головой. Плакать она забыла и смотрела во все глаза, как Лукас снова натягивает носок и опускает штанину. Обувается и снова становится таким же, как прежде – молодым, здоровым, беспечным.
– Вот так это выглядит в моём случае. Когда я был совсем молод и глуп, как пробка, так закончилось моё увлечение фрирайдом на сноуборде. Расщелина под снегом и каменная осыпь. Пока заметили, что меня нет, нашли, дождались вертолёт. Короче, пришивать уже нечего было. Я тоже тогда думал – всё, конец. Кресло, трость до конца жизни. Оказалось – ничего подобного. А уж благодаря тому, что научились делать за последние десять лет… Вот выберемся отсюда, вернёмся домой, я вас специально привезу в клинику, мы сядем внизу, и вы попробуете угадать, кто идёт со своими руками и ногами, а кто из посетителей настоящий киборг. Вроде меня. Смотри, моя модель от «Дженсен бионикс» – не самая продвинутая, а и с ней у меня хлопот только раз в три месяца зайти на осмотр и профилактику. Ты на педикюр, наверное, чаще ходишь. В остальном – всё как обычно. Ходишь, бегаешь, прыгаешь, плаваешь. Только ногти не растут, и мозолей не бывает. Иногда кажется, что чешется ступня, когда сильно волнуюсь, вот и все неудобства. Так что, Мэнди, я знаю, о чём говорю. Это действительно не конец света.
