– Скажите мне, давно вы живете здесь?
– Я здесь родился и никогда не выезжал отсюда, а мне теперь пятьдесят пять лет…
– Стало быть, вы знаете по имени или понаслышке все благородные фамилии в окрестностях?
– Я знаю всех дворян на десять лье кругом.
– Нет ли недалеко от згой деревни замка, который называется Ла-Транблэ?
– Есть… он находится менее чем в двух лье отсюда.
– Эта фамилия ла Транблэ, кажется, очень уважается в здешнем краю?..
– Вы хотите сказать, что это была знатная и благородная фамилия?..
– Как была?
– Она теперь угасла!
– Совершенно?
– Совершенно! Род маркизов прекратился!..
– Стало быть, последний Транблэ умер без потомства?
– У маркиза Режинальда – вот уж это был настоящий вельможа! – было несколько детей, только все они умерли. Под конец жизни он взял к себе прекрасного и доброго мальчика, сына крестьянина, жившего на его земле, воспитал этого мальчика как принца, любил как родного сына и намеревался усыновить его законным образом, оставив ему свое имя, свой титул и все свое богатство…
– Что ж… разве он не сделал этого?.. – спросил Рауль, стараясь преодолеть, волнение, которое легко понять.
– Увы! нет, не сделал…
– Почему же?
– Не успел: смерть застигла маркиза совершенно неожиданно; апоплексический удар вдруг поразил его, и акт усыновления остался неподписанным…
– Поэтому молодой человек, о котором вы говорите, разумеется, не мог быть владельцем имения, которое назначал ему маркиз де ла Транблэ?
– Именно… и бедный молодой человек в день похорон своего приемного отца был прогнан из замка…
– Прогнан!..
– Да, прогнан… и самым постыдным образом!
– Кем же?
– Тремя негодяями, тремя сонаследниками, которых маркиз Режинальд еще при жизни хотел лишить наследства…
– Что же случилось с молодым человеком?
– Неизвестно.
– Откуда знать, может быть, этот молодой человек еще и возвратится.
Хозяин покачал головой и сказал:
– Не думаю…
– Почему?
– Месть – такое блюдо, которому не надо давать стынуть… когда его любишь…
– Ба! это зависит от вкуса… мне, например, кажется, что оно очень вкусно даже холодное…
– Может быть, вы и правы… и я не позволю себе противоречить вам…
– Кому теперь принадлежит замок Транблэ?
– Трем наследникам!
– Как их зовут?
– Кавалер де Жакмэ, виконт де Вертапюи и барон де Морнсуш…
– Но почему же они не устроили так, чтобы замок и земли достались кому-нибудь одному? Разве они бедны?
– Они, напротив, страшные богачи, кроме наследства маркиза Режинальда.
– Почему же они не разделились?
– Что же делать? Они никак не могут между собою договориться и с тех пор, как получили наследство, тратят на тяжбы более, чем поместье Ла-Транблэ приносит дохода.
– Стадо быть, они в совершенной ссоре?
– Нет, хоть они тягаются друг против друга, но это не мешает мм жить в добром согласии…
– Это странно!..
– Однако это так. Вот и в настоящую минуту они все трое находятся в замке вместе со своими стряпчими. По утрам они вместе охотятся, в полдень посылают друг другу бумаги из одного флигеля в другой, а по вечерам напиваются в компании…
– Что же вассалы? Любят ли они их?
– Терпеть не могут! Это самые жестокие, самые неумолимые господа, и я не буду удивляться, если когда-нибудь пуля из-за куста долетит до своего назначении…
– Как? неужели они ненавидимы до такой степени?
– Да!
– Есть у них семейства?
– Нет…
– Как? они все трое холосты?
– Холосты, только кавалер де Жакмэ, как говорят, скоро женится…
– Право? На ком же? Уж, вероятно, на какой-нибудь молодой, богатой и прелестной девушке?
– На богатой-то на богатой, даже, может быть, на самой богатой наследнице во всей Пикардии, но не молодой и не прелестной!.. Невеста его старая дева, такая старая и безобразная, что, несмотря на свои четыре миллиона приданого, не могла найти жениха… ей почти сорок лет… Она слаба здоровьем, и общие слухи утверждают, что кавалер де Жакмэ женится на ней только в надежде скоро получить после нее наследство…
Разговор на этом прекратился. Рауль узнал все, что хотел узнать. Он простился с хозяином, лег в постель, но никак не мог заснуть.
CLX. Прошлое
Куда таким образом ехал Рауль? Наверно, не в замок. Что мог он предпринять один, без всякой помощи, против людей, без сомнения, охраняемых целой кучей лакеев? Уж конечно, ничего хорошего. Притом Рауль слишком дорожил своей местью и, наверно, не захотел бы лишиться случая привести ее в исполнение по собственной неосторожности. Куда же он ехал?
Рауль вспомнил – хотя мы поздновато вынуждены в этом сознаться – что в нескольких сотнях шагов от парадного входа в замок, на краю болотистого пруда, стояла хижина довольно жалкой наружности, слепленная из ветвей, тины и тростника, с тремя или четырьмя неправильными отверстиями вместо окон. В этой хижине, позади которой располагался маленький садик, окруженный живым забором из шиповника, жили Рожэ Риго и его жена, отец и мать Рауля.
Вот о чем вспомнил молодой человек.
Он ехал отыскивать эту хижину, но не затем, чтобы переступить через порог ее с радостным биением сердца, броситься в объятия стариков со слезами на глазах и закричать им: «Это сын ваш, сын, любящий вас и приехавший обнять вас…» Нет, Рауль ехал не для этого. Нам известно, что он никогда не любил своих родителей и давно уже считал всякую связь между ними и собою как бы прерванной; он хотел только узнать, живы ли они еще, и в этом последнем случае бросить им несколько горстей золота, даже не сказав им, кто он.
Молодой человек доехал до половины дороги между главным входом в парк и домиком Риго. С одной стороны виден был помещичий замок, с другой – стоячая и мутная вода маленького пруда отражала как в зеркале блестящий круг ночного светила.
Было около восьми часов вечера. Рауль удивлялся, почему не видно было огня на том месте, где должен был находиться домик. Он быстро подъехал и с горестным изумлением, доказывавшим, что даже в самых ожесточенных сердцах святая любовь к семейству никогда окончательно не умирает, увидел, что хижина исчезла. Не осталось даже следов ни ее, ни забора, а на том месте, где некогда расстилался смиренный садик, виднелся пустырь, заросший высокой травой.
