Нижняя зала, довольно обширная комната, два окна которой выходили на внутренний двор, была вся обтянута восточной материей вроде чрезвычайно тонкого кашемира. Грунт этой материи был серый, но он почти совершенно исчезал под чудными букетами цветов и группами птиц, вышитых шелком и золотом с неслыханным совершенством и с неподражаемым богатством красок. Круглые диваны, обитые пунцовой шелковой материей с серебряной тесьмой, стояли вокруг этой комнаты, и вместе с турецким ковром составляли всю ее мебель. На стенах висели в серебряных филигранных рамах четыре картины, четыре образцовых произведения. Эти шедевры, сами по себе составлявшие целое богатство, были написаны Рафаэлем, Леонардо да Винчи, Перуджино и Аннибалом Караччи.
Они представляли собой библейские сюжеты, заимствованные из летописей народа Божия. Кусок материи, точно такой же, какой были обиты диваны, богато драпированный, закрывал дверь, которая из залы вела в спальню Деборы.
Этой спальни мы не станем описывать. Скажем только, что она могла соперничать в великолепии с будуаром куртизанки-миллионерши, сохраняя между тем печать девственного целомудрия.
В эту минуту, когда Рауль де ла Транблэ вышел из дома Натана, две девушки находились на нижнем этаже. Одна была Дебора, другая носила то странное имя, которое мы уже слышали один раз: Луцифер.
Мы сказали выше, что Деборе было лет восемнадцать или двадцать. Мы знаем, что стан ее был тонок, строен, гибок, а черты изумительно прекрасны и правильны. Мы знаем, что она была высока, смугла и с черными волосами. Мы знаем, что продолговатое лицо ее и большие черные глаза, необыкновенно блестящие, представляли восточный тип в самой чистой красоте его. Мы знаем, наконец, что таковы, вероятно, были еврейские девы, когда народ Божий оставил в одну ночь дворцы фараонов и проклятую египетскую землю. Густые черные волосы Деборы лежали на голове ее в виде тяжелой короны. Платье на ней было из шерстяной темной материи и отличалось почти монашеской простотой.
Впрочем, между красотой ее и мадемуазель Луцифер, ее подруги, было много сходства в том отношении, что у обеих были большие черные глаза, смуглая кожа и длинные черные волосы. Только Луцифер не представляла никакого следа арабского типа, так великолепно выказывавшегося в Деборе. Кроме того, Луцифер была не так высока, более миловидна в своих грациозных формах и отличалась излишней свободой в обращении. Дебора походила на газель еще почти дикую, подруга ее могла сравниться с ласковой кошечкой. На Луцифер был костюм, во всех отношениях похожий на наряд парижских швей, которых в ту эпоху уже начинали называть «гризетками». Полинялые ленты приподнимали по бокам ее холстинковое платье. Маленькая ножка в белых чулках с красными стрелками, казалось, трепетала в башмачках с каблуками. Серая мантилья с капюшоном небрежно падала на плечи.
Обе молодые девушки составляли прелестную группу, достойную внимания живописца. Дебора полулежала на широком, круглом диване. Голова ее, несколько запрокинутая назад, беспечно прислонилась к подушке. Луцифер стояла перед нею. Продолговатая тонкая и прелестная рука жидовки лежала в хорошенькой и полненькой ручке ее подруги.
– Ну, что же, моя милая? – прошептала Дебора.
Розовые губки Луцифер раскрылись для ответа, но легкий шум заставил ее вздрогнуть и замолчать. Обе девушки начали прислушиваться. Луцифер выпустила руку Деборы. Наружная дверь дома затворилась, и слышно было, как Натан задвинул тяжелые запоры и повернул ключ в массивном замке.
– А! – сказала жидовка, – верно, ушел тот молодой человек, которого я сейчас проводила к батюшке.
– Каков был собою этот молодой человек? – с любопытством спросила Луцифер.
– Право, не знаю хорошенько…
– Как? Разве вы его не видели?
– Видела, но не рассмотрела.
– Отчего?
– Оттого, что он слишком меня рассматривал.
– А! Он вас рассматривал…
– Очень пристально, и глаза его сверкали, как бриллианты тех ожерельев и браслетов, которые заперты в моей кедровой шкатулке и которые я вам сейчас показывала…
– Понимаю, – засмеялась Луцифер, – вам нельзя было поднять глаза под залпом взглядов этого кавалера, но вы знаете, что мы дочери Евы видим не глядя…
– Это отчасти справедливо…
– Совершенно справедливо. И вы видели довольно, моя милая, чтобы отвечать мне… Если только захотите.
– С удовольствием. Расспрашивайте, любопытница.
– Высок он?
– Кажется.
– Строен?
– Да.
– Блондин или брюнет?
– Волосы каштановые, блестящие и шелковистые…
– Глаза голубые или черные?
– О! На это невозможно ответить, я видела только искры, вылетавшие из зрачков…
– Пропустим это. Как одет был этот дворянин?
– Вы говорите, дворянин? Разве вы думаете, что он дворянин?
– Я вас спрашиваю. Мне кажется, что его наружность должна была дать вам ключ к этой загадке.
– О! Наружность его была самая благородная, а разговор показывал вельможу.
– Стало быть, он дворянин: вы видите, что знаете больше, чем думали сами…
Дебора наклонила голову в знак согласия, потом продолжала:
– Наряд его был прост и отличался, как мне показалось, большим вкусом… но я не могу описать его подробно…
– Как вы думаете, зачем он приходил к вашему отцу?
– Ах! Боже мой, вероятно, за тем же, за чем приходят к нему почти все молодые вельможи… занимать деньга.
– Стало быть, он богат?
– На чем вы основываете это предположение?
– Разве вы не знаете очень старой и мудрой пословицы?..
– Какой?
– «Дают взаймы только богатым». Притом я не думаю, чтобы ваш превосходный отец давал деньги без верного залога…
Дебора слегка пожала плечами, что означало: «Бог знает!», потом прибавила вслух:
– Еще неизвестно, дал ли батюшка взаймы этому молодому человеку. Из десяти человек, приходящих занимать деньги, он отказывает, по крайней мере, пятерым или шестерым…
– Спросите его, он вам скажет.
– О! Я совсем не хочу этого знать, и не знаю, почему целые пять минут мы с тобой занимаемся только этим незнакомцем…
– Правда, – отвечала Луцифер, улыбаясь, – какое нам дело до этого дворянина, которого я никогда не видала, а вы, может статься, и не увидите никогда? Вознаградим же себя за потерянное время и поговорим о другом.
Дебора опять протянула руку Луцифер, говоря:
– Вы сейчас рассматривали линии моей руки, чтобы составить мой гороскоп.
– Хотите, чтобы я продолжала?
– Пожалуйста.
– Ну! Хорошо…
