Рауль колебался.
«Может быть, – думал он, – бросив горсть золота этим разбойникам, я успею спасти мою жизнь, которой угрожает опасность, и огромную сумму, которая со мной…»
Но почти тотчас же ему пришло в голову, что едва ли они удовольствуются несколькими луидорами, которые он им пожертвует. Притом Рауль не принадлежал к числу тех слабых душ, которые отступают перед опасностью.
– Я отказал сейчас и отказываю опять, – отвечал он твердо.
– Напрасно.
Рауль пожал плечами и промолчал.
– Это ваше последнее слово?
– Последнее.
– Раз, два, три?
– Да, да! сто раз «да»!..
– Ну, как вам будет угодно!..
И носильщики оба бросились на Рауля с поднятыми палками. Молодой человек хотел отразить удар своей шпагой, но палки были втрое длиннее его ломкого оружия. Противники Рауля могли нападать на него издали, а ему невозможно было достать до них. Однако на минуту ему удалось уклониться от удара. Затем шпага Рауля наткнулась на конец палки и сломалась как стеклянная. Обезоруженный таким образом, молодой человек должен был погибнуть. Страшный удар поразил его голову. Он вскрикнул и упал навзничь, без чувств. Без сомнения, дверь, к которой он стоял прислонившись, была плохо заперта, потому что под тяжестью его тела она растворилась. Тело Рауля распростерлось наполовину в коридоре дома, наполовину на грязной мостовой улицы.
– Попался наконец! – пробормотали разбойники с торжеством.
И они бросились к своей бесчувственной жертве со свирепой жадностью коршунов, устремляющихся на труп. Они обшарили карманы молодого человека и вытащили золото и часы с гербом.
– Все ли? – спросил один из них.
– Все, что я мог найти.
– Маловато!
– Да, черт побери!
– Ты, наверно, плохо обыскивал.
– Обыщи лучше, если можешь.
– Я так и сделаю.
И снова карманы Рауля были обшарены вдоль и поперек.
Десять раз жадные руки воров касались связки банковских билетов, но негодяи не подозревали о ценности этого пакета шелковистых бумажек и не обращали на него ни малейшего внимания.
– Решительно это все! – вскричал разбойник, которого звали Жаном.
– И мне кажется, что так.
– Надо удовольствоваться и этим…
– Да, за недостатком лучшего.
– Теперь нам нечего здесь делать, не правда ли?
– Нечего.
– Так бежим отсюда…
– И поскорее!..
Разбойники хотели уже удалиться, но Жан остановил своего товарища.
– Постой минуту! – сказал он.
– Ну, что еще?
Жан указал на тело Рауля.
– А что мы будем делать с этим молодцом?
– Не знаю.
– И я так же не знаю, поэтому и спрашиваю.
– Ты думаешь, что он умер?
– О! да.
– Не худо было бы удостовериться в этом…
– Каким образом?
И разбойник докончил фразу свирепым жестом. Жест этот показывал, что нужно было нанести Раулю новый удар и прекратить его жизнь совсем, если он был еще жив.
– К чему? – спросил его товарищ, у которого, вероятно, сердце было не так жестоко.
– А если он опомнится и встретится с нами?..
– Где?
– Откуда мне знать?
– Он нас не встретит…
– Не полагайся на это!..
– Он совсем нас не разглядывал… Нам стоит только возвратиться на улицу Сент-Онорэ, притом у него нет ни свидетелей, ни доказательств, чтобы обвинить нас…
– Все это прекрасно, но я не положился бы на это!..
– Напрасно.
– Стало быть, ты не хочешь его прикончить?..
– Нет.
– Мокрая курица!.. Ну, пусть будет по-твоему! Если уж тебе так хочется, я исполню твое желание!
В эту минуту на конце улицы (которая, сказать мимоходом, называлась улицей Прувер) послышались размеренные шаги.
– Слышишь? – сказал Жан.
– Слышу…
– Это дозор?
– Да.
– Бежим!
– Давно пора!
Разбойники, возвратив к прежнему назначению обе палки, взяли свой портшез и, оттолкнув в коридор тело Рауля и затворив за ним дверь, наскоро удалились в направлении, противоположном тому, откуда приближался дозор. В то время дозор имел похвальную привычку, которую, по преданию, так старательно сохраняет и нынешний наш патруль. Тогда, как и ныне, полицейским солдатам предшествовал шум, который слышался на другом конце улицы, и злодеи, предостерегаемые этим шумом, утихали и спокойно дожидались, пока восстановится безмолвие и уединение.
Ночной дозор прошел беззаботно и весело. Один солдат напевал какую-то модную песню, другой рассказывал товарищу историю своей любви с хорошенькой швеей, третий наконец говорил с энтузиазмом об удивительном вкусе старого вина во вновь открытом трактире. Словом, ночной дозор только будил добрых граждан, спокойствие которых должен был оберегать. Ни один солдат не подозревал, что на этом месте только что совершилось преступление и что за этой полузакрытой дверью, возможно, лежал труп!
LXXX. Молох
Дом, перед которым происходила борьба, описанная нами в прошлой главе, был грязен, черен и имел только три этажа.
Пока Рауль боролся с двумя убийцами, вот что происходило в самом верхнем этаже этого дома, в грязной квартире самой зловещей наружности.
Представьте себе комнату средней величины, голые стены которой почти совершенно покрыты слоем зеленой плесени. Бревна и доски служили вместо потолка, грубые камни покрывали пол. Большой разодранный занавес, продернутый в железные кольца, прикрепленные к длинному пруту, разделял эту комнату во всю длину и составлял таким образом две комнаты неравной величины: одна была втрое больше другой.
В том отделении, которое было меньше, стояли кровати, покрытые простынями сомнительной белизны и одеялами, походившими на разодранные тартаны ирландских нищих, Большой дубовый шкаф, четырехугольный стол и четыре стула составляли всю мебель. На столе стояли медные лампы и графин из богемского хрусталя, наполненный прозрачной водой. На этом же столе храпел, свернувшись, огромный черный кот и спала старая ворона с ощипанными перьями, стоя на одной ноге и подвернув голову под крыло.
По сторонам этого стола сидели друг напротив друга две женщины, старая и молодая.
Старухе должно быть лет под шестьдесят. Она была очень высока и очень худощава. Может быть, она и была хороша собой в то время, когда молодая и смуглая кожа покрывала ткани ее лица, теперь морщинистого и жесткого как пергамент.
