На другой день, ровно в шесть часов, жид приехал к Галлару, привез букет, стоивший луидор, и просил позволения поднести его Леониде. Разумеется, это позволение было дано ему очень охотно. Фабрикант сиял. Он получил утром деньги по чеку Даниеля и немедленно расплатился по первым векселям. Те, которые считали свои деньги потерянными, удивленные и обрадованные, догадались, что Галлар нашел партнера, и осыпали его уверениями в преданности и предложениями услуг. Галлар надеялся вскоре продолжить прерванные работы и восстановить репутацию своей фабрики.
Даниель Метцер приехал на другой день, потом стал приезжать ежедневно. Отец и дочь так привыкли к этому, что если он не приезжал, то его отсутствие вызывало ощущение пустоты. Очень сговорчивый с Галларом, он проявлял к Леониде какую-то сдержанную нежность, которая нисколько не пугала наивную девушку. Но фабриканту он намекал на партнерство, которое могло придать делам нужное развитие. Принимая за чистую монету эти неопределенные обещания, фабрикант думал: «Да благословит Господь Даниеля Метцера! Моя возлюбленная дочь не будет знать бедности».
Однажды вечером жид сказал хозяину со взволнованным видом:
– Я прошу вас, любезный господин Галлар, поговорить со мной наедине о делах чрезвычайно важных.
Даниель признался Галлару, что испытывает к Леониде глубокую любовь, он прибавил, что считает себя способным сделать ее счастливой женщиной, и, наконец, стал просить ее руки. Обрадованный фабрикант заверил, что брак его дочери с человеком, которого он уважает больше всех на свете, есть предел его желаний, но что он должен посоветоваться с ней.
– Совершенно справедливо, — ответил Метцер, — и я ждал этого ответа. Похлопочите за меня, умоляю!
Галлар побежал к дочери и без всяких вступлений сказал, обняв ее:
– Милое дитя, Даниель Метцер, этот превосходный человек, который спас меня от разорения и бесславия, полюбил тебя и хочет на тебе жениться. Он еще молод, богат, и, что еще лучше, у него золотое сердце. В нашем скромном положении ты не могла и мечтать о такой прекрасной партии. Однако я не имею права решать без твоего согласия и пришел сказать тебе: решай сама!
Девушка, слушая отца, побледнела:
– Решить? Так скоро? Могла ли я подозревать, что господин Метцер питает ко мне нежное чувство? Я нахожу в своем сердце только признательность к нему.
– Не достаточно ли этого?
– Я думала, что до замужества надо чувствовать любовь.
– Достаточно уважения и сочувствия. Сначала женятся, а любовь придет потом.
Леонида потупила голову и несколько секунд молчала.
– Будь откровенна со мной, милочка, — сказал Галлар, встревожившись. — Ты любишь кого-нибудь?
– Никого на свете, кроме вас.
– Стало быть, соглашайся, дитя мое!
– Вы очень желаете этого брака?
– Желаю для тебя. Когда ты сделаешься женой Даниеля Метцера, я смогу умереть спокойно и с радостью.
– Я вам верю больше чем себе. Да будет ваша воля!
– Ты согласна?! И даешь мне право сообщить Даниелю это приятное известие?
– Я сама ему сообщу.
Галлар, обезумев от радости, горячо прижал Леониду к груди, потом взял ее за руку и повел в ту комнату, где ждал Даниель Метцер.
– Сын мой, любезный сын! — закричал он с порога. — Поцелуйте вашу невесту!
Мы знаем уже, что жид был искусным актером. Он так ловко разыграл волнение и упоение, что молодая девушка растрогалась. «Как он меня любит! — подумала она. — Я, наверно, тоже полюблю его».
С этой минуты у Даниеля была одна мысль — как можно скорее обвенчаться. Он выказал — по крайней мере так казалось Галлару — беспримерное великодушие. Так как он имел более трехсот тысяч франков банковскими билетами и другими денежными бумагами, а Леонида Галлар не имела ничего, то было бы естественно, чтобы он закрепил за своей невестой какую-нибудь сумму в брачном контракте и женился с разделом имущества. Но Даниель не хотел об этом и слышать.
– То, что принадлежит мне, — сказал он, — должно также принадлежать женщине, которая согласилась выйти за меня замуж. Я не согласен поступить иначе.
Поэтому состояние супругов было оставлено нераздельным, и кроме того, если бы у них не было детей, то состояние умершего супруга должно было бы принадлежать оставшемуся в живых.
Время, необходимое для приготовлений, прошло. Гражданский брак состоялся в ратуше, а религиозный — в церкви и синагоге, и Леонида Галлар сделалась госпожой Метцер. На другое утро жид очень вежливо, но совершенно твердо сказал Галлару, что ему нечего рассчитывать на партнерство, которое не обещало никаких выгод.
– Продавайте как можно скорее вашу фабрику, любезнейший тесть, — прибавил он, — деньги, вырученные за продажу, позволят вам вернуть мне двадцать тысяч франков. Я отдам их в рост, а проценты буду приносить вам, потому что вы не имеете никаких средств, а я не могу допустить, чтобы мой тесть, столь уважаемый всеми, стал просить милостыню.
Это был первый и страшный удар для бедного легковерного фабриканта. Он получил второй, еще сильнее, когда через несколько дней после свадьбы увидел, что его зять действует от имени госпожи Метцер, рожденной Галлар, и требует от ее имени наследство неизвестного родственника, Мишеля Сонье.
Старик понял, что жид знал об этом наследстве, прежде чем явился на улицу Па-де-ла-Мюль, и что, сватаясь, он думал только о нем. Бескорыстие, великодушие, любовь, стало быть, были комедией! Его Леонида оказалась в руках негодяя! Его дочь стала жертвой отцовской слепоты! Бедняга не пережил этого падения. Через два месяца после заключения гибельного брака дроги везли на кладбище тело несчастного отца. На другой день после похорон Даниель Метцер продал фабрику, получил капитал, оставшийся после смерти Мишеля Сонье, и отправился в Африку со своей скорбящей молодой женой.
XLIX
Даниель Метцер по приезде в Африку остановился в Алжире только на три дня, чтобы дать отдохнуть Леониде, уставшей от утомительного путешествия. Как только молодой женщине стало лучше, он отправился с ней в имение Мишеля Сонье, где и вступил во владение им. Это имение, находившееся недалеко от Блида в плодородной долине, окруженной скалистыми холмами, состояло из дома европейской планировки и довольно обширных угодий.
Дом был окружен большим садом, в котором росли бананы, померанцевые, лимонные, мастиковые деревья и пальмы. Среди зелени протекал, журча, ручеек, превращая этот оазис в настоящий земной рай.
Ростовщик, не обращая внимания на местные красоты, интересовался только ценностью имения и доходом, который можно с него получать. Землю надо было отдать в аренду или продать, но выполнить то или другое намерение было затруднительно. Метцер решил пожить некоторое время в Буджареке — так называлось имение.
