Аполлония кивнула в сторону лифта:
– Так можно попасть на крышу.
Я покачала головой:
– Нет, я в лифтах не езжу.
Аполлония снова кивнула:
– Есть еще лестница. Можем прокрасться мимо солдат, если будем достаточно осторожны. Сайрус предпочел бы, чтобы мы ускользнули от них, не рискуя дальнейшим кровопролитием.
Я снова заглянула за угол. В комнате находились не только вооруженные люди. В ее центре немалая часть пространства была отгорожена прозрачными пластиковыми стенами, сквозь которые все хорошо просматривалось. Внутри тоже толклось полно народа. Ученые, одетые в костюмы полной биологической защиты. И другие люди… они лежали на столах.
Я прищурилась, пытаясь убедиться, что глаза меня не обманывают. Да, на столах действительно лежали люди, и не ученые. Это были представители разных возрастов, даже маленькие дети. А один стол пустовал. Мой.
Очередной взрыв встряхнул оборудование, но это лишь заставило ученых действовать быстрее. Солдаты нервничали, выглядели взбудораженно, но оставались на посту.
– Аполлония, там дети! Думаю, ученые напускают на них вашего паразита. Мы должны туда войти.
Мириады чувств отразились на лице Аполлонии. Обычно она казалась совершенно бессердечной, но мысль о детях в лаборатории подействовала на нее. Аполлония кивнула:
– Ладно, войдем, но, если мне придется против желания Сайруса убить кого-то или вообще всех, я скажу, что это ты виновата.
– Справедливо, – кивнула я и пристроилась позади прекрасного и смертельно опасного существа, которое начало мне по-настоящему нравиться.
– Амон-Хапи появится над зданием с минуты на минуту! – прошипела Цави.
Я удивилась тому, что ей не понравился новый план. Цави до сих пор выглядела более сострадательной, но теперь испугалась. Она уже видела, на что способен паразит, и ей совсем не хотелось очутиться рядом с камнем, в котором он сохранился.
Аполлония обогнула угол, громко выдыхая при каждом взмахе меча или кинжала. Цави присоединилась к ней, но действовала голыми руками. Они одного за другим уложили солдат, в основном лишь вырубая их, но некоторые не пожелали лежать смирно, и Аполлонии пришлось врезать им еще разок.
Когда все солдаты либо лежали без чувств, либо корчились от боли, Аполлония и Цави с победоносным видом остановились в центре комнаты. Я вышла вперед и с улыбкой сказала:
– Отлично сыграно!
Обе озадаченно нахмурились.
– Отлично… сыграно? – переспросила Цави, потом засмеялась и посмотрела на Аполлонию.
– Хорошо сделано, – уточнила я. – Отличная работа. Надрали им задницы.
– Надрали… задницы, – повторила Аполлония. – Мне нравится.
Мы одновременно заметили движение на полу, но было поздно. Винтовка уже вскинулась, дождь пуль пронзил тело Цави. Она вскрикнула, а Аполлония одним ударом снесла голову стрелявшему солдату.
Мы бросились к Цави.
Она застонала сначала громко, потом едва слышно. Аполлония заговорила с ней на своем языке. Цави истекала кровью, и темная лужа быстро растекалась вокруг нее.
– Английский, – пробормотала Цави. – Мне нравится английский.
– Что мне сделать, Цави? Скажи, что сделать! – попросила Аполлония.
Руки у нее дрожали, когда она ощупывала десятки кровоточащих дыр в костюме Цави. Похоже, Аполлония не представляла, с чего начать.
– На крышу, – сказала Цави. – Когда Хамок доберется до нас, отнеси меня в… в…
– В лазарет? – уточнила я.
Цави выдохнула:
– Да. Лазарет.
Аполлония огляделась по сторонам; губы у нее тряслись.
– Не думаю, что мы… Вряд ли у нас будет время, чтобы привлечь внимание Хамока.
– Я полежу там, пока вы за мной не придете.
Аполлония нервно рассмеялась, по ее щекам покатились слезы. Взрыв снаружи заставил здание из стали и бетона затрястись, как картонная коробка.
Аполлония подняла Цави, внесла в пластиковую лабораторию и уложила на пустой стол. Мужчины в костюмах биологической защиты наблюдали за ней, застыв и не говоря ни слова.
Аполлония пошарила взглядом по оборудованию и инструментам, испуганная и растерянная. Ей на глаза попалась канистра, и Аполлония схватила ее.
Из горла Цави вырвался булькающий звук, она испустила неровный протяжный вздох. Ее тело расслабилось, голова упала набок.
– Я должна… – Аполлония посмотрела по очереди на всех, кто стоял в пластиковом помещении десять на двенадцать футов. – Я должна связаться с отцом. Мы еще можем ее спасти.
Она выбежала из комнаты с канистрой в руках и помчалась по лестнице на крышу.
А я осталась на месте, таращась на ученых в костюмах полной защиты, а они таращились на меня, а потом почти все ринулись прочь из пластикового куба. Аппараты внутри попискивали, жужжали, дышали и работали насосами в едином ритме.
Цави прищурилась, видны были только края радужек и белки. Всего несколько минут назад она ходила, говорила, жила. Я гадала, как долго она протянет без дыхания, без кислорода. Сколько продержалась я сама?
– Цави… – Я наклонилась к ней, зашептала в ухо. – Слушай меня. Очнись. Ты можешь. Это легко.
Я ощущала, как дрожит все мое тело, как слезы обжигают глаза.
– Цави?
– Не трать время зря, Рори. Она уже ушла, – сказал ученый.
Он снял шлем, и я увидела светлые каштановые волосы и еще более светлые брови.
– Помогите ей! – умоляюще произнесла я, глядя на тех, кто еще лежал на столе.
Девочка-афроамериканка и мальчик-латинос, обоим лет по восемь-девять, и они казались погруженными в глубокий сон. С другой стороны лежали мужчина средних лет и седая азиатка, которая, похоже, доживала отпущенные ей годы. Мониторы показывали, что их сердца бьются, но линии, означающие активность мозга, были совершенно ровными.
– Бенджи говорил, камень вам понадобился, чтобы защищаться от народа Аполлонии. А кто защитит нас от вас самих? – спросила я, смахивая с маленького столика поднос с инструментами и шагая к каштановому.
Другой ученый, все еще в шлеме, попятился.
У малышки с кудрявыми волосами были швы на предплечье. А у мальчика – открытая рана в том же месте, и через пластиковые трубки его кровь текла к камню.
Здание снова содрогнулось.
– Вы здесь кормите паразита? – Я так рассвирепела, что меня затрясло. – Кормите детьми?
Каштановый одобрительно улыбнулся:
– Рори, как я рад с тобой познакомиться!
– Ты кто такой? – грубо спросила я, зверея оттого, что он знает мое имя.
