Кюстин озадаченно посмотрел на Флойда:
– Мне показалось, при последней нашей встрече она говорила по-французски безупречно.
– Она ударилась головой.
– Похоже, сильно ударилась.
– Это пустяки. Ты бы слышал, что стало с ее английским.
– Флойд, а с тобой что? – спросил Кюстин, только сейчас заметивший бинты на голове друга.
Флойд и Ожье так и не подобрали шляпу, упавшую на пол в подвале «Каспар металз».
– Да нормально. А с тобой? Что Грета? Маргарита еще…
– Я вчера говорил с Гретой. Она, как бы это выразиться, слегка взволнована из-за твоего внезапного отъезда.
– Ты же там был. Сам понимаешь, на обсуждения не было времени.
– Ну, Грета, конечно, простит тебя. Со временем. А что касается Маргариты… она еще держится.
Кюстин сдвинул шляпу набок, прикрывая лицо, – по встречной полосе пронеслось полицейское авто. Он выждал, пока оно не свернуло, потом вздохнул с облегчением.
– Но вряд ли она протянет еще неделю.
– Бедная Грета, – посочувствовал Флойд. – Это для нее настоящий ад.
– Знаешь, вся наша суета ей, мягко говоря, не помогает, – сказал Кюстин, глянув на Ожье и, несомненно, прикидывая, что же произошло между ней и Флойдом в Берлине. – Она все еще ждет ответа от тебя, – добавил он деликатно. – Твое отсутствие не разрешило вашу небольшую дилемму.
– Я знаю, – угрюмо ответил Флойд.
– Рано или поздно придется решать.
– Я не могу думать об этом, пока мы не выбрались из заварушки. Сперва надо вытащить тебя. Какой смысл передавать тебе сыщицкий бизнес, если управлять им придется из каталажки?
Кюстин покачал головой:
– Флойд, брось. Они всегда найдут способ достать меня. Я могу к середине недели выбраться из Парижа. У меня друзья в Тулузе… Сделают мне новый паспорт.
– Я только что говорило с Мальо. Он сказал мне, что вытянет тебя, если я доставлю ему подозреваемого.
– Надо же, как просто.
– Увы, непросто. Но перед тем как помочь тебе, я должен помочь мадемуазель Ожье.
– Так отвези ее в больницу, хочет она того или нет.
– Кюстин, она дала мне понять очень ясно, что на станции ей помогут. Поэтому мы сейчас едем на станцию «Кардинал Лемуан».
– Когда ее подстрелили?
– Приблизительно сутки назад.
– Тогда у нее, скорее всего, лихорадка. Флойд, в таких случаях пациенту едва ли можно доверять. Она бредит.
– Я доверяю. Верити твердит мне о станции с тех пор, как ее ранили. Она знает, что́ для нее лучше.
– Кто же она, черт возьми?
– Не знаю. Но после всего увиденного я сильно сомневаюсь насчет истории про Дакоту.
Мишель с Кюстином высадили их у входа на станцию «Кардинал Лемуан» и поспешили прочь, затерявшись в густом потоке машин. Было девять утра, самый час пик, и никто не обращал внимания ни на Флойда, ни на Ожье. Конечно, его рану могли видеть все – он же был без шляпы. Но мужчина с забинтованной головой привлекает не слишком много внимания. Ссора в баре, конфликт с любовницей или с соперником – возможных причин предостаточно. И столько же причин не лезть с расспросами. Еще в Берлине он вычистил и забинтовал раны Ожье, используя лоскуты, оторванные от подкладки своего пиджака, и повторил процедуру, когда прибыли в Париж. Под несколькими слоями одежды бинты были незаметны. Нездоровье Ожье выдавали лишь неловкие движения правой руки да бледность лица. Флойд взял ее под здоровую руку и повел в кафельные недра глубины станции, стараясь быть неприметным в толпе пассажиров.
Если бы пуля – или пули – причинили серьезный вред, Ожье бы уже погибла. От внутреннего кровотечения умирают быстро. Но сепсис – другое дело. Флойд не знал, как долго умирают от сепсиса, но не сомневался: это крайне неприятная, мучительная смерть.
– Надеюсь, ты ничего не напутала, – прошептал он ей на ухо по-английски.
– Не напутала. Доверься мне, ладно?
– Как я понимаю, там есть люди, которые помогут тебе.
– Да.
– Мне нужны доказательства. Я не могу просто отпустить тебя и надеяться на лучшее.
– Именно так тебе придется сделать.
Он остановился на лестнице, уступая дорогу спешащим вниз людям.
– Ты хоть скажешь, где потом искать тебя? Я хочу убедиться, что с тобой все хорошо.
– Флойд, со мной все будет хорошо.
– Но я хочу тебя увидеть.
– Просто чтобы убедиться?
– Нет. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Может, я и ошибаюсь, но думаю, ты ко мне тоже относишься неплохо.
– У нас не получится. И получиться не может.
– Мы могли хотя бы попытаться.
– Нет, – ответила она твердо, – это всего лишь оттянет неизбежное.
– Но если бы ты захотела…
– Послушай, Флойд: ты мне очень нравишься. Тогда, в Берлине, я сказала правду. Может быть, я даже люблю тебя. Но это нисколько не изменит того факта, что вместе мы быть не можем.
– Почему? Мы не такие уж разные.
– Между нами пропасть глубже, чем ты можешь вообразить. Думаю, ты уже понял кое-что. Но поверь, то, что ты обо мне думаешь, даже и не напоминает правду.
– Тогда скажи правду.
– Я не могу. Пойми одно: как бы мы ни относились друг к другу, мы не сможем быть вместе.
– У тебя кто-то есть?
– Нет, – сказала она тихо. – Он был, но я слишком увлеклась работой и понемногу вытеснила его из своей жизни. Но, Флойд, ведь кто-то есть у тебя!
– Ты имеешь в виду Грету? Жаль, но между нами все кончено.
– Флойд, она красивая и умная. Будь я на твоем месте и предложи она мне второй шанс, я бы не сомневалась.
– Ее шанс требует оставить этот город и всех, кто мне дорог.
– Все равно он неплох. Не упусти его.
С тем Ожье выдернула руку и пошла вниз по лестнице, к скоплению людей на платформе. Флойд догнал через секунду, опять взял под руку:
– Ты так и не ответила на мой вопрос. Сможем мы увидеться, когда твои друзья вылечат тебя?
– Нет, больше ты меня не увидишь.
– Я буду караулить на всех станциях парижского метро. Я тебя найду.
– Прости. Хотелось бы закончить это как-нибудь по-другому. Но я не буду лгать, обнадеживать. Думаю, ты заслуживаешь искренности.
Когда они спустились, к платформе подъехал поезд.
– Ожье, ты не можешь прятаться в тоннеле вечно. Я всегда буду ждать тебя.
– Флойд, не надо. Не губи остаток жизни ради меня. Я этого не стою.
