– Найди выход! – приказала себе Ожье, как будто это могло помочь.
Следующие четыре часа показались ей самыми длинными в жизни. Верити не без опаски приняла последнюю таблетку УЛ. И первый час ощущала пронзительную, слегка пугающую ясность сознания – словно ведут пальцем по мокрому краю тончайшего бокала и слышно все до последней высочайшей ноты. Рассудок казался хрупкой, ненадежной игрушкой, и Ожье сомневалась в правильности своих решений, хотя они и казались на первый взгляд совершенно, неоспоримо справедливыми. Когда наконец болезненная ясность миновала и Ожье снова потеряла способность концентрироваться дольше чем на пару секунд, наступило облегчение. По крайней мере, она убедилась: без УЛ ее разум и в самом деле не может работать достаточно эффективно. Зато теперь можно учесть умственную вялость, внести поправку на нее в план действий. Хотя радоваться возможности учесть свою глупость – это уж точно признак безумия.
Транспорт двигался в полтора раза быстрее нормы и продолжал ускоряться. Уже можно было прикинуть, с какой скоростью он прибудет на Фобос. Вдвое быстрее, чем нужно, хотя и это недооценка, ведь ускорение растет при усилении пульсации стен вблизи оконечности обрушивающегося тоннеля. Аппаратура в приемной капсуле не сумеет погасить такой импульс. Транспорт проломится через амортизатор, через стеклянный пузырь камеры и расплющится о покрытые пластиком скальные стены полости в паре километров под поверхностью Фобоса. Тамошнему персоналу очень трудно будет уцелеть, не говоря уже про тех, кто прибудет в корабле.
Да, финал ожидается живописный.
Из-за высокой скорости судно уже пострадало: сенсоры переднего обзора частично разрушились от столкновений, и даже в тех секторах, где приборы еще работали, их дальнодействия не хватало и автопилот слишком поздно получал данные об изменениях микроструктуры стен. Складки и возмущения, с которыми на обычной скорости автопилот справился бы, дав нужную команду маневровым движкам, теперь обнаруживались на слишком малом расстоянии. Судно все равно пыталось уклоняться, избегать опасных препятствий, но оттого жгло топливо с пугающей быстротой.
А более всего тяготило Ожье не превышение скорости и необходимость с ним справиться, не перерасход топлива, не прогры в Париже и не пуля в плече.
Рано или поздно придется все объяснить спутнику.
За спиной закрывается тоннель, между Фобосом и Землей-2 больше нет гиперсети. Вернуться домой сыщику невозможно. Даже если Ожье с Флойдом и сумеют пережить следующие несколько часов (она предпочитала не прикидывать, сколько осталось на это шансов), он застрянет за много световых лет от дома. А главное, окажется за триста лет от своего времени, в будущем, считающем его даже не настоящим человеческим существом, но куклой, искусно сделанной живой и дышащей копией человека, умершего в то время, когда у мира еще была надежда сойти с дороги, что вела к гибели. Причем копией человека столь обыкновенного, что он не оставил ни малейшего следа в истории.
После двух часов беспамятства Флойд пошевелился. Трудно сказать, что именно его разбудило, то ли усилившаяся тряска, то ли включившаяся сирена, сопровождаемая издевательски бесстрастным женским голосом, который с механическим равнодушием предупреждал, что транспорт неминуемо потеряет управление.
– Что, и в самом деле так плохо? – осведомился Флойд.
– Нет, хуже. Гораздо хуже.
Автопилот истратил почти все топливо. Оставшегося хватило бы на десять минут, и то в лучшем случае. Чем быстрее полет, тем меньше проработают двигатели. А транспорт и не думал замедляться. По оценке Ожье, точка смыкания стен уже нагнала транспорт и по всем признакам ускоряла его с каждой минутой. Конечно, если бы знать о гиперсети столько, сколько Маурия, можно было бы объяснить, что происходит и как это связано с метрикой сворачивающейся квазичервоточины. Не то чтобы такое знание существенно помогло спасению, но все-таки…
– Если не будет управления, разве мы не станем попросту биться о стены? Ну, я имею в виду, немножко больше, чем сейчас?
– Ты прав. Но система считает, что мы всего в часе от Фобоса. Или меньше – в зависимости от того, насколько ускоримся. Есть микроскопический шанс добраться в относительной целости. Обрати внимание на слово «микроскопический».
– Ну, коли так, я ничего не планирую на следующую неделю.
– Будет трясти, и гораздо хуже, чем до сих пор. А впереди небольшая проблема: мы войдем в портал на скорости в два с половиной раза выше нормальной.
– Постой, давай-ка разбираться с проблемами по очереди. Как зовут эту твою подругу? Скелсгард?
– Да.
– Она производит впечатление специалиста. Думаю, Скелсгард придумает, как нам выпутаться из этой передряги, если продержимся до финала.
«Бедный Флойд, – подумала Ожье. – Если бы ты знал, что происходит на самом деле… Конечно, будущее полно чудес, но возможность все испортить оно дает не менее чудесную».
– Думаю, ты прав, – сказал она с напускным оптимизмом. – Уверена, она найдет выход.
– Ого, вот это боевой дух!
– Последнее предупреждение! – равнодушно произнес женский голос. – Коррекция курса прекратится через десять секунд… девять… восемь…
– Флойд, приготовься. Если у тебя есть талисманы и обереги, пора на них молиться.
– Коррекция курса отключена, – объявил голос с абсурдной бодростью.
Секунд на двадцать полет стал обманчиво ровным – словно Ожье и Флойд неслись на санках в пустоту пропасти.
– Э, да не так уж и страшно, – успел сказать Флойд.
Потом был удар. Транспорт прочертил боком стену. Тряхнуло сильней, чем когда-либо раньше. Жуткий скрежет – из корпуса вырвало что-то большое, металлическое. Флойд схватил джойстик, пытаясь исправить курс, но, как ни пытался, ничуть не изменил струящуюся по экрану картинку силовых линий.
– Бесполезно, – произнесла Ожье со стоическим равнодушием, удивившим ее саму. – Полет уже неуправляемый. – Чтобы подчеркнуть свои слова, она отпустила бесполезный джойстик и сложила управление. – Расслабься и получай удовольствие.
– Мы сдадимся так просто? А вдруг в баках еще осталось горючее?
– Флойд, это не кино про войну. Если датчик говорит, что горючего нет, его и в самом деле нет.
После столкновения наступило затишье – пока транспорт летел к другой стенке. Ожье по-прежнему наблюдала сетку на экране и вереницу чисел. Нос судна стал отклоняться от курса. Сейчас будет новый толчок…
Ударило раньше ожидаемого. Словно высоковольтный разряд прошел по телу. Клацнули зубы и прикусили язык; ощутился вкус крови. По всей кабине замигали аварийные огни. Завыла уцелевшая сирена, другая залаяла на двух монотонных нотах. Еще один машинный голос – похоже, записанный той же женщиной – объявил:
– Внимание! Достигнуты пределы прочности для внешней оболочки. Высока вероятность разрушения корпуса.
– Эй, мадемуазель, может, сообщите что-нибудь, о чем мы еще не догадываемся? – попросил Флойд.
