Кофе оставался на столе, прислуга выплывала, Евгения Николаевна с трагическим выражением застывала в кресле – зачесанные со лба волосы, темное платье, жабо: обобщенный портрет графини-бабушки начала века.
Тянулись минуты томительной неопределенности. В комнате Евгении Николаевны стояла такая плотная, такая мучительная тишина, словно там совершалась вопиющая несправедливость…
И, надо сказать, она почти всегда выпивала эту ритуальную чашку.
Иногда казалось, что делает она это исключительно, чтобы не волновать Бимку – своего нервного, чрезвычайно впечатлительного и кусливого шпица. Обладая сверхчувствительной, подвижной нервной системой, тождественной организации своей хозяйки, это капризное существо стало чем-то вроде alter ego Евгении Николаевны. Домработница была в ужасе и обходила Бимку стороной. Кухарке, покупавшей продукты в Елисеевском, строго наказывалось, чтобы она не разглашала тайны Бимкиного рациона. Она и не разглашала, но, кажется, ненавидела прожорливого и привередливого шпица за все те ломтики буженины и вырезки, которыми старушка поощряла своего вечно дрожащего любимца.
Боже упаси было бросить на чуткого шпица косой взгляд или обойтись с ним фамильярно. Возвещавший о начале вражды захлебывающимся, пронзительным лаем, он жил в отвлеченном мире всеобщего поклонения и заискивания. Враг Бимки естественным и необратимым образом становился врагом Евгении Николаевны – и тут уже никому не было снисхождения.
Отборная еда, строго по часам, с всевозможными предосторожностями гуляние – можно представить, до какой степени ненавидела это существо прислуга, для пролетарского сознания которой вообще характерно служебно-равнодушное или враждебно-ироническое отношение ко всем животным-нахлебникам…
Неизвестно, упражнялся ли Григорий Васильевич, жизнерадостный зять Евгении Николаевны, в дрессуре с Бимкой, но все эти собачьи радости не могли в конце концов не сказаться.
Нет, речь, понятно, не шла о разговорах на повышенных тонах или ядовитых попреках, но некоторое напряжение временами ощущалось.
Годы жизни и обстоятельства места приучили Орлову и Александрова к сверхчеловеческому самообладанию, выработав и определенную тактику защиты.
Возникала необходимость вдруг выехать на какой-то симпозиум в Подмосковье. Требовалось присутствие как Александрова, так и Орловой. После симпозиума в планы входили творческие вечера и концерты. Как долго? Пока неизвестно. Домработница, кухарка и родственники проходили дополнительный инструктаж.
Они уезжали, и Евгения Николаевна оставалась со своим Бимкой и враждебным, малопонятным и, честно говоря, недостойным того, чтобы быть понятым, миром.
Проходила неделя, другая. Орлова звонила домой, узнавая о здоровье матери, ее настроении, о Бимке. Творческие вечера и концерты проходят совершенно замечательно, лучше – трудно себе представить, пожалуй, придется задержаться еще на пару недель…
Вряд ли воображение Евгении Николаевны смогло бы вместить то, что все эти звонки совершались из комфортабельного люкса «Метрополя». Устававшие от напряжения домашней жизни, супруги время от времени могли позволить себе снять номер в этой гостинице, когда на пару недель, а когда и на месяц. Евгения Николаевна так никогда и не раскрыла тайну этих внезапных отъездов. Тем более что на фоне реальных концертных поездок (они уже в то время занимали много времени) эти метропольные отлучки выглядели вполне убедительно.
После небывалого успеха «Волги-Волги» и «Цирка» Александров снял «Светлый путь», в котором безобидная история Золушки напоминает скорее солнечные кошмары Дали. Орлова объездила с этим фильмом все более или менее крупные города. И даже не очень крупные.
Деньги нужны были для того, чтобы платить кухарке и домработнице, а затем и шоферу Казарновскому.
Деньги нужны были для того, чтобы строить дом во Внуково – знаменитый дом мечты с окошечками в форме сердец, создававшийся по эскизам самого Александрова.
Они нужны были для того, чтобы Евгения Николаевна продолжала существовать в своем отвлеченном, герметичном мире, в который не проникали ледяные сквозняки времени.
Да мало ли для чего они были нужны – всегда и всем…»
Л. П. Орлова была удивительным человеком. Ее очень любили все в театре, испытывали большую радость от общения с ней. Она в любую минуту готова была прийти на помощь человеку, попавшему в беду, поддержать его. Она была добра, отзывчива, честна, трудолюбива, она была очаровательна.
Я часто навещал Л. П. Орлову и Г. В. Александрова в их загородном домике во Внуково. Как сейчас вижу просторный холл с роялем в центре. В камине потрескивают сухие поленья. И Любовь Петровна – в роли хозяйки, заваривающей чай…
Помню и нашу последнюю встречу. Там же, во Внукове.
Мы говорили о творчестве. Любовь Петровна заметила, что, мол, хорошо писателям. То, что было написано раньше, можно дополнить, изменить и напечатать в новом варианте. Она задумалась. Я сказал, что видел все фильмы с ее участием, но не думаю, чтобы там нужно было что-то переделывать. Любовь Петровна улыбнулась, помолчала, а затем ответила: «Если бы можно было сыграть все заново, я многое сыграла бы по-другому…»
Джим Паттерсон
Тем временем Александров наконец нашел подходящий, по его мнению, материал, из которого можно было сделать сценарий для нового фильма с Орловой. «Писатель-юморист Виктор Ардов дал мне почитать свою новую пьесу «Золушка», – рассказывал он потом. – Театры не спешили с ее постановкой, и я предложил писателю срочно переделать пьесу в киносценарий. У Ардова история современной Золушки выглядела в общих чертах так. Деревенская девушка Таня поступает в прислуги к вздорной провинциальной обывательнице. Тяжело Тане в прислугах, но случай помогает ей познакомиться с секретарем партийной организации текстильной фабрики. Добрая, внимательная женщина советует Тане идти в ткачихи. Под ее руководством Таня Морозова стала знаменитой стахановкой, многостаночницей, рекордсменкой.
Сказка о Золушке помогла Ардову воплотить в киносценарии прекрасную мысль о том, как мечта становится былью по воле нового – трудолюбивого, свободного – человека Страны Советов. В сценарии нет никакой сказочности, волшебности. Зато много веселого, по-настоящему смешного. Повседневность изображалась лирично, с жизнерадостным, подчас грубоватым юмором. Одним словом, сценарий был хорошей основой для начала работы. И хотя многие советчики из осторожных категорически советовали воздержаться от попытки ставить кинокомедию на такую серьезную и ответственную тему, как стахановское движение, я верил в успех начатого дела».
Закончилось все, правда, как обычно это бывало с Александровым – в процессе переделки пьесы в сценарий они с Ардовым разошлись в мнениях и полностью разругались. Один из сыновей Ардова, Михаил, писал в воспоминаниях: «До войны Ардов пробовал свои силы и в кинематографе. Однако опыт этот был неудачным: он написал сценарий под названием «Светлый путь», а режиссер Григорий Александров снял на этой основе свой бредовый фильм. Я картину никогда не видел, но родители говорили, что от ардовского сценария там осталась лишь одна шутка – вывеска с надписью «Гостиница Малый Гранд-отель». Мама вспоминала, как они с отцом сидели на первом просмотре этой ленты. Глядя на летающий в небе автомобиль и прочие в том же роде режиссерские находки, Ардов то и дело восклицал:
