Когда в Кёнигсберг вошли, там население по помойкам шарило в поисках съестного. Они там хлебнули горя. Солдаты их кормили. В 1946 г. их начали вывозить. Я тогда стал нештатным комендантом города Шанттенбург. Вот тут армия начала разлагаться. За мародерство расстреляли одного перед строем. Это был дикий случай: один друг убил другого за часы, которые тот нашел. Проституция была развита. Начались венерические болезни. Вышел приказ, что без справки о том, что ты не болен, не демобилизовывали.
Проститутками были немки. Они брали консервами и галетами. Иногда заходишь в дома. Они ложатся и ноги задирают. Елки-палки! Потом наши москвички приехали, добрые. То же самое началось. А польки?! В Шаркошине муж подкладывал свою жену! Там у меня был эпизод. Приходят ко мне и говорят: «Пошли комнату смеха смотреть». Приходим в дом, а это – бардак. Здоровая комната, разделенная на две части перегородкой. В перегородке проделано окно, занавешенное. Ты туда голову просовываешь и видишь маленькую комнату, обитую бархатом, керосиновая лампа и патефон играет. В этот момент твою голову зажимают так, что ты ее не вытянешь. И вот занавески распахиваются, и на тебя движется здоровая голая женская жопа. Человек крутится, а вырваться не может, а она все ближе и ближе. Потом бах. Свет гаснет. Хомут распускается и все. Вот так туда водили по очереди. Но меня поставить постеснялись, я – командир. Посмеялись.
– Личное оружие приходилось применять?
– У меня был ТТ №Си235, даже сейчас помню. Под Полоцком я выбегаю из-за дома, передо мной – немец с автоматом. Близко – метров 15. Нажимаю – осечка. Он остолбенел. Автомат – у пояса. Я тоже остолбенел. Если затвор передергивать – он перепояшет с бедра. Оба трухнули. Стрелял-то я отменно, а вот пистолет подвел.
Тут уже наши подбежали, и чем кончилось – не помню, может, пристрелили или он автомат бросил. Это рассказывать долго, а все происходило в считаные секунды.
Хоняк Анатолий Семенович
– Я окончил Горьковское училище зенитной артиллерии. И перед самой войной был направлен для дальнейшей службы в Белорусский военный округ. Располагалась наша часть в Кобрине, но в июне мы выехали на летние занятия в лагерь, в район Колки. Там были практические стрельбы, тренировки, занятия – обыкновенная военная учеба. Конечно, напряжение чувствовалось. Особенно после заявления ТАСС от 14 июня, которое подвергало сомнению заявления печати, что немцы перебросили свои войска к нашим западным границам. Это, конечно, было сделано с целью предотвратить провокации.
22 июня у нас был кросс имени Ворошилова. Вся воинская часть бежала. Пробежали, а потом пошли купаться на речку. Обыкновенный выходной день. Солдатская самодеятельность, неофициальные игры, соревнования. Вдруг бежит солдат: «Война!» Настроение у нас предвоенное, чувствовалось, что что-то будет, но сначала подумали, ради шутки кричит. Он: «Война! Молотов выступает!» Смотрим, палатки сняты, костры горят – сжигают ненужное. Тревога. Готовимся к маршу на Минск.
Мне казалось, что завтра-послезавтра будем в Берлине. Думал: «Надо почистить сапоги, чтобы офицер был в блеске». Двинулись к Минску. Там заняли огневые позиции. Потом нас быстро переправили своим ходом в Оршу. Автострада была загружена. Все время господствовала в воздухе немецкая авиация и контролировала дорогу. Деревни горят, машины разбиты. В какой-то деревушке разваленная машина стоит, трупы вокруг, женщина убита – из груди кровь течет, а около нее ползает грудной ребенок. Женщины подбежали, ребенка взяли, но эта картина первых жертв войны осталась в памяти, несмотря на то что прошло столько лет. Потом стояли на обороне Орши. Потом Могилев. Мы отстали от своей 55-й стрелковой дивизии, которой мы были приданы. Командир дивизии – подполковник Тер-Гаспарян.
Узнали каким-то путем, что наша дивизия стоит в обороне на реке Сож, город Пропойск (теперь Славгород). Разрешило командование дивизиона выйти в район действия своей дивизии. И вот у реки Сож держали оборону примерно месяц. Что там было интересного? Оборона была устойчива. Немцы несколько раз пытались пробить. Но мы занимали очень выгодный водный рубеж – река Сож довольно широкая, да и местность там равнинная. Не было удобного места для наблюдательных пунктов. Они поднимали аэростаты, чтобы наблюдать и корректировать артиллерийский огонь. Дали задание нашему дивизиону – сбить этот аэростат. Мы так попали, что перебили трос, и ветром аэростат принесло на нашу территории. Командир говорит: «Зенитчики сбили – отдать им аэростат». Он большой – у него двойная оболочка. Его разрезали. Мне попал кусок, как плащ-палатка, метра полтора на полтора. Этот кусок свернешь и положишь в карман – тонкий, но влагу не пропускает. Завернешься – дождь идет, а он влагу не пропускает.
Тут нас окружили. Началась анархия. Кирпонос погиб, начальник штаба погиб, старшего командования не стало. Началась паника. Недели две пытались создать оборону, но ничего не получалось. Я к этому времени заболел малярией. Приступ был перед самой войной и как раз когда в окружение попали. Попал в плен. Был в лагере в Кременчуге, потом перебросили в Винницу. Строили бункер Гитлера, всех, кто там был, уничтожили, чтобы не было свидетелей. Мне удалось бежать. С разными приключениями прибыл на родину, включился в подпольную группу и летом 1942 г. вступил в партизанский отряд. До встречи с Советской армией был в партизанском отряде. После штурмовал Берлин. Командовал артиллерийской противотанковой батареей. В 1946 г. демобилизовался. Работал учителем, на партийной работе. Теперь отдыхаю.
– В 1941 г. какие были зенитные орудия в вашем дивизионе?
– 76-мм пушки, правда, очень тяжелые. На двух колесах, пять тонн весом. Транспортировали их дизельным трактором «Сталинец». Скорость 6 км/час.
Под Минском мы эти трактора бросили и зацепили на ЗИСы. Наша пятитонная машина ЗИС тянула пушку. Мы удивлялись – даже из грязи вытягивала.
После партизан я командовал противотанковой батареей. Пушки ЗИС-3. Очень удачные пушки. Легкие. Шесть человек расчет. В боях за Берлин по лестнице затаскивали на второй этаж. А после войны, когда служил – эту пушку не могли взводом по ровной дороге прокатить.
– Когда вы в лагерях были, у вас был боекомплект?
– Да. Мы же там стреляли.
– Вы начали лейтенантом? Командиром взвода?
– Командир огневого взвода.
– В батарее сколько орудий было?
– Четыре орудия. Огонь зенитной артиллерии направлялся прибором ПУАЗО. Это громоздкая установка, занимала много места. Орудия стояли трапецией, а в середине прибор. С этого прибора наблюдают за самолетами. Данные с ПУАЗо передаются на орудия. Установка трубки автоматическая. А уже для наведения пушки надо совместить стрелки горизонтальной и вертикальной наводки. На снаряде есть дистанционное кольцо – время горения порохового столбика. 5-10 сек. Все время счетчик дает время и заряжающий должен ключом выставить дистанционное кольцо, чтобы снаряд взрывался в нужное время. Это громоздко.
