– Были «зеленые». Они под маркой партизан были грабителями. Их предупреждали, вылавливали. Они переходили в партизаны. Им говорили: «Или вы идете к нам, или мы вас уничтожим».
– У вас в отряде была рация для связи с Большой землей?
– Конечно. Сначала только приемники. А потом и рация. Особенно в последнее время, когда была блокада. Просили помощи, авиация помогала.
– Какая была структура бригады?
– Самостоятельная боевая единица – отряд. Он имел и боевые, и хозяйственные подразделения, санитарную службу. Отряд действовал самостоятельно. Например, наш отряд перебрасывали неоднократно с участка на участок. Число людей в отряде от 100 до 500 человек. В среднем 100–200 человек. Ротное строение. Несколько отрядов объединялись в бригаду. Бригада имела госпиталь, мастерские. Шили халаты, полушубки, обувь. Был штаб. В отряде только начальник штаба, а при нем никого. А в штабе бригады были даже машинистка, писари. В каждой бригаде были разные составы. Могло быть 5 и 12 отрядов. Бригада Алексея насчитывала до 20 отрядов. Большая бригада была. Он похоронен здесь. И есть его улица.
– Вы брали пленных?
– Были немцы, которые добровольно переходили. С Лепеля капитан в 1942 г., инженер военного завода, потом мобилизован был в армию. Он сообщил о том, что в Германии готовится новое секретное оружие – фаустпатроны. Предложил отправить его за фронт, чтобы все рассказать.
Были пленные. Некоторых расстреливали, некоторых отправляли за линию фронта. Некоторые пленные даже воевали в партизанах. В бригаде Жигаря воевали.
– После прорыва вы вышли к своим войскам?
– Вышли и около месяца жили тайно, подпольно. Уже не вели активные действия, были отдельные диверсионные акты. Зоны уже организованной не было. Встретились с армией. Нас потом отправили вылавливать немцев-окруженцев по лесам, где-то около месяца это делали.
– Много их было?
– Да. Потом нас расформировали. Из нас составили местную власть. Руководителей колхозов. Райкомы, райисполкомы, школы. Многие сразу пошли в армию. Я работал землеустроителем, поскольку артиллерист. Восстанавливал землепользование в колхозе. Потом военруком в школе. Там месяца три поработал. Понадобились артиллеристы. Опять мобилизовали. Прошел переподготовку и… в противотанковую артиллерию.
– Вы сталкивались с национальными формированиями в немецкой армии?
– У немцев была тактика разжигания национальной розни. Полицейские отряды из белорусов посылали на Украину, украинцев в Белоруссию. Чтобы разжигать национальную рознь. Лично с ними я не встречался. Кроме того случая, когда я был в запасном офицерском полку в Черновицах, когда готовили в противотанковую артиллерию. Там были оуновцы. Они там где-то вырезали селение активистов. Нас поднимали по тревоге их громить. Это единственный на моей памяти случай.
– Против вас воевали регулярные немецкие части?
– Нет. Была бригада Родионова и армия Каминского.
– Родионов перешел?
– Он заранее все продумал, сохранил орден Ленина, которым был награжден до войны. Подбирал людей по духу – не каждого пленного брал в свою бригаду. Вошел в доверие к немцам. Его направили на охрану железной дороги Полоцк – Молодечно. Он искал встречи, и с ним искали встречи. В течение нескольких месяцев с ним было все решено. Основу его армии составлял артиллерийский полк. Он устроил смотр полка. Есть подробное описание этого перехода в книге Титкова, командира бригады «Железняк». Явился на смотр в гражданском костюме. Зашел на трибуну. Достает орден Ленина из-за голенища и читает приказ: «Сегодня полк объявляется полком Красных партизан. Кто не хочет переходить с нами вместе, дорога открыта, преследования не будет». Немцев расстреляли. Остальные полки были менее надежные. Но каждый полк был заранее обставлен дивизионом артиллерии, под прицел взят. Там тоже было объявлено, но там переходили принудительно: «Если вы будете сопротивляться, вы окружены под прицелом артиллеристов». На второй день был приказ Сталина: «За умелый переход командира бригады Родионова наградить орденом Красной Звезды. Назначить его командиром Первой антифашистской партизанской бригады». Они примерно неделю держали железную дорогу. Эшелоны шли, они их разгружали партизанам. Только через неделю немцы стали бомбить, и они ушли в лес. В блокаду он был тяжело ранен. Немцы с помощью предателей нашли его могилу, раскрыли и взорвали. Когда наш командир бригады Короленко погиб, место, где его похоронили, знали только два человека. Чтобы не случилось так, как с могилой Родионова.
– С армией Каминского что случилось?
– Армия Каминского была отдельно и от власовцев, и от Родионова. Те назывались РОА, а он – РОНА – русско-освободительная народная армия. Формировались они на станции Локоть Орловской области. Он инженер спиртзавода, перешел на сторону немцев, организовал отряд, потом бригаду: три стрелковых полка, один артиллерийский. Когда там немцев стали гнать, его пустили против партизан. Он замахнулся далеко. Написал даже Конституцию России. Там был такой пункт: «Временной столицей России считать Лепель». Потом партизанское командование послало ему письмо. Нашли, как его передать о том, чтобы он сделал так, как Родионов. Он опубликовал письмо и свой ответ в печати: «Он верно служит России в союзе с доблестной немецкой армией, которая принесла освобождение от большевизма». Тогда за ним стали охотиться. На западе по дороге на Докшицы сделали удачную засаду, разгромили полк, но он уцелел. Потом, по-моему, его поймали и судили. У него было много офицеров, которые тайно держали связь с партизанами. Они хотели перейти к партизанам, но кто-то выдал, и их арестовали и расстреляли.
– Лобанка любили больше, чем Дубровского. Почему?
– Конечно. Он был высокообразованный, эрудированный, человечный.
Однажды брали город Глубокое. Ну, не получилось. Дубровский раскричался: «За чем вы сюда пришли?! Хлеб на г… переделывать! Взять!» Лобанок его увел. Там, где можно, то можно. Через силу – нельзя.
– Перед войной тяжело жилось?
– Я вспоминаю время перед войной как праздник. Жили с песней. В колхозе ничего не получали, а жили с песней. Ночью работали. В нашей местности было самое дорогое – льноволокно и льносемя. Чтобы сберечь льносемя, люди возили не днем, а ночью, чтобы оно немножко сжалось. По своей инициативе. Молотили ночью. Такой подъем, песни. Как вспомню! В нашей деревне каждое воскресенье вечер самодеятельности. Клуба не было. В коровнике сделали сцену. Был свой оркестр. Самодеятельность. После сева – праздник колхозный и не напивались. Это было как во сне.
– А репрессии?
– В округе много было выселено семей, но в нашей деревне не было завистливых и вредных людей, потому и репрессий не было.
– Это не повлияло на партизанское движение? Немцы были хуже, чем советская власть?
