Но вообще, конечно, когда каждый день видишь убитых и искалеченных людей, то ощущения притупляются, привыкаешь все это видеть и так остро уже не реагируешь…
– Как кормили на фронте?
– И на фронте, и все то время, что мы были в Австрии и Венгрии, нас кормили хорошо, не нормально, а хорошо. Я был некурящий, поэтому вместо табака мне даже выдавали конфеты. А вот когда нас в 1947 г. вывели в Черкассы, как раз в это время на юге был голод, то тут нам пришлось туго: на завтрак – каша из кукурузной крупы, на обед – суп с кукурузной крупой, а на ужин опять каша из кукурузной крупы, и так несколько месяцев подряд… У нас тогда старшиной был веселый парень с Украины, и когда мы за минуту съедали эту нашу жалкую норму, то он нас сразу выводил из столовой и давал команду запевать песню «Кони сытые бьют копытами»… Поэтому я когда вернулся из армии, то даже смотреть не мог на лю-бую кашу…
– Как часто выдавали спиртное?
– Насколько я помню, во фронтовых частях ежедневно выдавали по 100 граммов. Награды мы обязательным образом «обмывали» в котелке.
И у меня со спиртным связан один трагикомический случай. Это произошло, когда мы отступили из Секешфехервара и закрепились в его пригороде. Нашу роту тогда расположили во второй линии обороны, и это был тот редкий случай, когда мы должны были сдерживать немецкую пехоту.
Мне запомнилось, что там мы занимались дезинформацией немцев, создавали у них впечатление, что на нашем участке накапливаются большие силы. Например, ночью по окопу ходил солдат со специальной трещоткой, которая издавала звук работающего танкового двигателя. Когда он доходил до пулемета, то по немцам давали очередь, и он шел до следующего пулемета.
Там произошло небольшое ЧП: у нашего пулемета лопнула ствольная коробка, и меня с товарищем отправили отнести его на ремонт в артмастерские, которые находились в лесу за холмом. Ночью на подводе пулемет мы туда отвезли, но тогда, так же как и сейчас, мастера не особенно торопились, в общем, застряли мы там дня на три.
А в нашу роту старшина дня три не мог подвезти горячее питание, так как немцы очень хорошо пристреляли склон холма, который был за нашими позициями. И старшина подходит к нам, мол, ребята, отвезите на вашей подводе питание в роту. Но мы ему говорим: «Товарищ старшина, вы же прекрасно знаете, что немцы там обстреливают все, что движется, тем более днем». Старшина ходил-ходил, потом опять подходит к нам и говорит: «Ребята, а вы наркомовские сто граммов получили? Нет? Так давайте я вам налью». Мы выпили. Он опять спрашивает: «А за вчера сто граммов вы получили? Нет? Так получите». В общем, когда мы уже выпили и за позавчера, то даже начали песни петь. Тогда он к нам опять подошел: «Там наши ребята уже три дня ничего не ели, может, отвезете для них еду?» – «Конечно, отвезем», – отвечаем… После трехсот граммов чего ж не отвезти-то?.. Он так обрадовался, загрузил нашу подводу продуктами, даже ездового нам нашел, и мы поехали. Пока поднимались на холм, все было нормально, но когда мы начали спускаться по склону, который прекрасно просматривался немцами, днем…
Наверное, от такой наглости даже немцы обалдели… Наш ездовой припустил лошадей, и мы знали, что нам надо только добраться до окраины города, а там, среди домов, мы уже будем в безопасности. И тут из-за здания кирпичного завода, который был как раз напротив наших позиций, выехали три немецких танка, и прямой наводкой начали обстреливать нашу повозку… Увидев такое дело, мы с напарником соскочили с подвод и бросились в кювет. Но ездовой нам попался смелый и упорный, он лишь еще больше припустил лошадей и прорвался-таки в пригород, а мы уже по обочине перебежками добрались сами. Я был в ватнике и ватных брюках, и когда пришел в роту, то увидел, что штаны на «пятой точке» изорваны осколками просто напрочь, а у меня самого ни единой царапины, все-таки я, наверное, точно под счастливой зведой родился…
Про случаи отравления наших солдат техническим спиртом слышал, но сам ни разу не видел. Я лично никогда спиртным не увлекался, и, даже проработав 55 лет в Институте виноделия, могу сказать, что за все это время меня никто пьяным не видел, но свои сто граммов на фронте я выпивал.
– У вас были какие-то трофеи? Посылали домой посылки?
– У меня вообще ничего не было, ничего, и даже посылку я домой ни разу не послал. Этим могли заниматься офицеры или те, у кого были такие возможности.
– С женщинами на фронте удавалось пообщаться, с медсестрами например?
– Санинструкторы если с кем и общались, то только с офицерами, а я был простой рядовой солдат. ППЖ были у многих офицеров, но к таким женщинам мы из-за этого плохо относиться не стали.
– Как часто удавалось помыться, постираться? Вши были?
– Вши у нас временами бывали, но с ними успешно боролись. У нас был очень ответственный старшина, который старался почаще организовывать нам помывку. Кстати, вот американцы были страшно завшивленные, это мне запомнилось.
– Удавалось как-то отдыхать?
– Когда нас выводили на переформирование, то бывали концерты, причем не армейской самодеятельности, а приезжали специальные концертные бригады.
– Как вас одевали?
– В целом хорошо. Я сменил не одну пару обуви, ходил и в ботинках, но в сапогах мне нравилось значительно больше. Носил и шинель, и ватник, он, конечно, теплее и удобнее. Каски мы в бою одевали всегда, даже противогазы были.
– Какое у вас было личное оружие? Приходилось из него стрелять?
– Насколько я помню, и винтовка была, и автомат, когда как, но стрелять из них мне не пришлось ни разу.
– Как относились к пленным? Вы видели случаи жестокого отношения к ним?
– О том, что власовцев солдаты предпочитают сразу расстреливать, а не брать в плен, я слышал, но сам ни разу такого не видел. А немцев брали в плен и просто отправляли в тыл, чтобы над ними как-то издевались, я не видел.
Но был один раз трагикомичный случай: где-то в Венгрии на марше мы остановились пообедать, приехала полевая кухня, и тут прямо рядом из леса, метров сто от силы, на нас вышли два немца. Солдаты, конечно, сразу похватали оружие, начали им кричать: «Хенде хох!» Один из немцев поднял руки и пошел в нашу сторону, а второй вдруг развернулся и побежал обратно в лес. Мы открыли огонь по нему из всех трех наших пулеметов, но так в него и не попали, и он скрылся в лесу, а его товарищ стоял в это время рядом с нами…
– Как вы можете оценить немцев как солдат?
– Надо отдать им должное, немцы – хорошие солдаты, но я не считаю, что они нас в чем-то превосходили. Думаю, что между нашими и немецкими солдатами можно поставить знак равенства.
– А как немцы относились к нашим пленным?
– В Венгрии был страшный случай. Я ему свидетелем не был, но солдаты наши много про него рассказывали. Немцы прорвали нашу оборону и захватили буквально на одну ночь деревню Вереб. А на следующий день наша дивизия ее освободила, и когда увидели, что немцы там натворили, то просто ужаснулись: наших пленных солдат они убивали самыми варварскими и зверскими способами… Позвали на это посмотреть нашего командира дивизии Цветкова, это был очень интеллигентный, даже мягкий, человек, но когда его спросили, что делать с пленными, он ответил: «Повесить на телеграфных столбах», – и их повесили…
